На свои круги (СИ)

Она вспоминала зиму прошлого года, всего лишь год прошёл, а сколько всего случилось! Переживала те события, ту ярость барона Элвуда, когда он изгнал своего сына, когда он заставлял Анию покончить с собой, когда обвинял её в измене. Подобного страха она не испытывала ни разу в жизни. И сама себе удивлялась, как она смогла всё это пережить? Как не впала в отчаяние? Как не поддалась барону и, в самом деле, не выбросилась из окна или не повесилась от страха, безысходности и боли? Что помогло ей тогда выжить и не сойти с ума?

Любовь? Страх за любимого человека? Вера? Осознание своей невиновности?

Тогда, в те дни, единственными её грехами были лишь поцелуи и прикосновения рук, можно ли было за это наказывать её как за измену? А сейчас?

Сейчас всё изменилось. Прошёл год, и в эти дни Ания приняла бы любые обвинения в измене и согласилась бы с ними, потому что под сердцем жил плод этой измены. И если бы сейчас барон начал кидать ей в лицо обвинения и требования, Ания бы молча приняла их и выдержала бы с улыбкой. И была бы рада, если бы барон отправил её в любой монастырь, даже самый захудалый. Там бы она родила своего ребёнка и жила бы рядом с ним счастливой и спокойной жизнью.

Здесь же она чувствовала угрозу и давление от барона. Знала, что ребёнок во многом спасает её. Но страх, что когда-нибудь правда откроется, не давал покоя. Она боялась сказать лишнее слово, боялась радоваться своему положению, боялась хоть жестом, хоть взглядом выдать себя и свою тайну, даже вызвать подозрение. Всеми силами старалась не заболеть, чтобы даже в болезном бреду не промолвить и слова об отце своего ребёнка.

Если барон узнает хоть что-то, он не остановится ни перед чем. А Ания сейчас, в своём положении, была беззащитной и слабой. Её живот, который не скрывали ни платья, ни шали, делал её уязвимой и даже жалкой. Если раньше она могла начать спорить с мужем, то сейчас просто молча сносила все его словесные выпады и придирки, и отвечала на все вопросы. Она знала, что малейший толчок, падение, ссора с бароном могут стоить ей самого дорогого, того, кого она уже не сможет вернуть.

Она стала молчаливой и замкнутой, больше времени старалась проводить сама с собой, читала и гуляла одна или в сопровождении услужливой камеристки или служанки, готовых броситься к ней по первому же слову. Подолгу молилась и просто неподвижно сидела в своей комнате в немом оцепенении, уставившись в огонь камина. Никого не видела и не хотела замечать.

Один за другим проходили новогодние праздники: Рождество, Крещение, приезжали и уезжали гости, дарились подарки, накрывались столы, звучала музыка и песни, а Ания жила в эти дни словно в своём особом мире, будто всё, что творилось рядом, творилось само по себе, без её участия. Ей хотелось одного: оберегать себя и своего ребёнка, оберегать от всех и вся, замкнуться в своём тесном пространстве тёплой шали или длинного плаща и никого в него не пускать.

Она общалась со своим ребёнком, мысленно вела разговор с его отцом, снова и снова переживала последнюю встречу, единственную ночь, подарившую ей новый мир и надежду. Жила ожиданием нового, встречей со своим ребёнком, жила и ждала его рождения больше, чем кто-либо в этом замке.

Она представляла себе, каким он будет, гадала, на кого он будет похож, ощущала, как сердце её наполняется нежной незнакомой до этого любовью, любовью матери к ребёнку от любимого человека.

Что может быть дороже и ценнее для каждой женщины?

Она ласково гладила себя по животу, с улыбкой чувствовала движения своего ребёнка внутри себя и любила, любила каждый этот миг.

Она уже была матерью и ждала только рождения своего ребёнка.

* * * * *

Эрвин остановил коня на опушке и долго смотрел вперёд, думая о своём. Воздух, наполненный светом и теплом нагретой земли, мягко обволакивал, касался лица, открытых рук. Весна! Снег уже сошёл, вернулись птицы, зеленели почки на ветвях деревьев, и небо светилось яркой пронзительной синевой, какая бывает только весной.

Скоро Пасха. Мир ожил, всё наполнялось жизнью, желанием жить, каждая ветка, каждый уголок леса, каждая выбоина и низина дышали жизнью. Вот уж действительно, весна творила чудеса! После зимы, бескрайних однообразных пустошей, холодной одинокой тоски, длинных ночей, весна ударяла по всем чувствам ярким, сочным букетом цвета, звуков, запахов. Хотелось жить, хотелось бороться, дышать во всю грудь.

Эрвин глубоко вздохнул, перебирая поводья. Наступала пора двигаться дальше, он не может сидеть на месте, барон не тот человек, что может ему помочь. Он – слуга личного врага Эрвина, дяди Вольфа, графа Гавардского. И, слава Богу, что за все эти месяцы Эрвин так ни разу и не столкнулся с ним лицом к лицу. Вот и сейчас барон Элвуд уехал к сеньору, не взяв с собой Эрвина. Он даже не стал спрашивать мнения своего оруженосца, просто уехал и всё.