На танке через ад

«Я хотел бы вас спросить, можете ли вы себе представить, что мог сделать молодой солдат, не имеющий никакого жизненного опыта и знающий только, что на войне должен выполнять приказы и чья жизнь состояла из постоянного страха, именно смертельного страха? Как вы думаете, что бы произошло, если бы я во время боя сказал своему командиру танка:

— Стой! Хватит, я сейчас вылезу!

И куда? Или утром перед атакой я бы сказал своему фельдфебелю:

— Я сегодня в бой не пойду, потому что не хочу нести вину!

А мы, солдаты, знали последствия: верная смерть или строжайшее наказание! Мы знали приговоры, подписанные генералом Шёрнером, командовавшим нами. Или, как я узнал об этом позже, как генерал фон Мантойфель, такой же, как и Шёрнер, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами с бриллиантами, участвовал в ходе военного суда. Тогда случилось следующее: ночью советская разведгруппа захватила унтер-офицера и солдата. Двойной дозор не открыл огонь, не поднял тревогу и ничего не сделал для освобождения захваченных. Мантойфель приказал арестовать обоих дозорных и отдать под дивизионный военный суд. Никого не интересовало, сопротивлялись ли унтер-офицер и солдат пленению или у дозорных от усталости из-за постоянных боев просто слиплись глаза. Последнее можно было по-человечески понять, хотя это было и наказуемо. За упущение по службе один из дозорных был приговорен к двум годам тюрьмы. Однако снова подключился фон Мантойфель. Он потребовал смертной казни для приговоренного к двум годам. За «преступление», заключающееся в том, что усталый от боя солдат задремал, мало двух лет тюрьмы? Он был расстрелян 13 января 1945 года. Менее чем через четыре месяца этому военному насилию был положен конец.

После войны фон Мантойфель был осужден судом присяжных. Он ухватился за незаконченность расследования и отвел от себя смертный приговор. Однако суд указал на то, что фон Мантойфель действовал в соответствии с ясными мотивами.

Фон Мантойфель отсидел (только!) два месяца из своего срока. После процесса он не сказал ни слова сожаления, но, желая оправдаться, заявил, что для поддержания дисциплины вынужден был прибегать к жестоким мерам из чувства долга перед солдатами, желающими продолжать борьбу. Они имели право требовать от своих начальников, чтобы те защитили их в случае необходимости от отказывающихся выполнять свои обязанности жестокими мерами. И ни слова сожаления!»