На улице Мира

Никита принялся подниматься:

– В этом есть и моя вина, садись, Верона.

Но я почему-то тут же схватила его за плечо.

– Что ж ты стоя поедешь?

– Да поди не развалюсь, – усмехнулся Яровой.

– И будешь пыхтеть над душой целых два часа? – почему-то сердилась я. Ненавижу, когда что-то выходит из-под контроля.

– Значит, лучше, чтобы ты пыхтела надо мной? – не отступал Никита.

Даня, почувствовав, что, как в старые добрые времена, запахло жареным, предложил:

– Азарова, садись с нами?

– С вами? Глупости!

– Почему? – удивился Третьяков. – На том ряду сидят втроем. И еще в начале автобуса.

– Ехать в тесноте? Я лучше к девчонкам каким-нибудь сяду.

– Так ты к Никитосу на колени!

– Ага! Еще чего?

Я уже хотела отправиться вперед к водителю, чтобы сообщить об отсутствии свободных мест, но тут автобус чихнул, передняя дверь плавно закрылась, и мы тронулись. От неожиданности я потеряла равновесие, но Никита успел схватить меня за запястье и потянуть на себя. Сама не поняла, как все-таки оказалась у Ярового на коленях.

– Удобно? – прошептал Никита над самым ухом.

– Угу, – отозвалась я, почему-то жутко смутившись.

Даня, глядя на нас, усмехнулся и отвернулся к окну. Наверняка пару лет назад эта ситуация не вызвала бы такого смятения. Раньше, когда были совсем мелкими, даже засыпали в одной постели под мультики. Но за эти два года, что мы не общались, Никита внезапно будто стал чужим, незнакомым и непривычно взрослым.

Даня оторвался от окна и снова повернулся к нам. За его темноволосой шевелюрой мелькали светлые высотки.

– Азарова, во сколько отбой в твоем лагере?

– Это не мой лагерь, – нахмурилась я. – И понятия не имею. Может, в десять?

Даня театрально схватился за сердце и заморгал карими глазами.

– И подъем в восемь, – припугнула я.

– В восемь? – возмутился Третьяков.

– Изнуряющая зарядка, сончас и манка на завтрак.

– Серьезно? – скривился Даня.

– С комочками, – решила я добить друга.

– Остановите автобус! – выкрикнул Третьяков.

Но в салоне уже стоял такой галдеж, что Даню расслышали лишь ребята с соседних кресел. Кто-то с интересом оглянулся, другие же не обратили внимание.

Никита не участвовал в нашем разговоре, молча смотрел в окно. Повернувшись к нему, едва не задела носом его скулу и оттого еще больше смутилась.

– А ты почему все-таки решил ехать? – спросила я, обратившись к его серьезному профилю.

– По семейным обстоятельствам, – сдержанно отозвался Никита.

Забавно, но пару недель назад я отмазала его по той же причине для того, чтобы он наоборот остался дома. И видела я из окна эти семейные обстоятельства.

– Кажется, Амелия решила сбежать из дома по тем же причинам, – сказала я, высматривая впереди черную макушку Циглер. Еще по пути сюда заметила Амелию в кресле у окна с большими наушниками на голове и уже привычным отсутствующим видом.

– Ирка мне все уши прожужжала про их с бабкой ведьминский шабаш, – с восхищением в голосе сказал Даня. – Как думаешь, Азарова, Амелия – настоящая ведьма?

– Ты собираешься всю дорогу трещать без умолку? – решила я перевести тему разговора. Обсуждать психованную Циглер – последнее, что мне хотелось. Хотя после драки я все же сомневалась в причастности Амелии к угрозам…

– Тот же вопрос, – согласился со мной Никита по поводу чрезмерной болтливости друга.

– Ой, да пошли вы, – поморщился Даня, отворачиваясь к окну. Но затем в течение десяти минут еще раза три поворачивался к нам с Яровым с глупыми вопросами по поводу распорядка дня в лагере.

Автобус выехал на трассу, и вскоре монотонная дорога с мелькающими деревьями, полями и столбами убаюкала Третьякова. Так он продрых до самого лагеря.

Я задумчиво смотрела в окно, пока Никита не протянул наушник.

– Что на этот раз?

– I miss you. Знаю, ты вся такая взрослая и выросшая из такой музыки, и если вдруг ты не хочешь...

– Спасибо, – улыбнулась я, принимая из рук Никиты наушник.

Отец любил blink-182, когда сам был двадцатилетним. Странно, что Никита держит их в своем плейлисте, потому как у меня они ассоциируются лишь с нашими поездками на дачу к тете Соне, когда мы брали с собой Ярового, и слушали эту песню в папиной машине...

Я сама не заметила, как уснула в объятиях Никиты.

Из автобуса я вышла, на удивление, отлично выспавшаяся. В нос сразу ударил запах смолы и земляники. Вдалеке за высокими соснами виднелись светлые стены корпусов.

У Никиты была забавная походка. Кажется, за два часа дороги я все-таки отсидела ему ноги. А вот Даня выдрыхся и был воодушевлен. Сладко потягиваясь, он уже оглядывал незнакомых девчонок из соседних школ.

– Нормас! Никитос, вон та тебе как, светленькая? Твой типаж.

Никита уткнулся в телефон и даже головы не поднял.

– О, не-ет! – взвыла подошедшая к нам Ирка. Несмотря на то что она сидела в середине салона, автобус подруга покинула одной из последних. – Только не говорите, что этот мачо недоделанный снова подружку себе ищет. Дома мне этого будто не хватает.

– Ты знаешь, что на свежем воздухе разыгрывается аппетит? – подтолкнул плечом сестру Даня.