На улице Мынтулясы

— Я бы попросил вас разрешить мне отдохнуть немного на стуле. Я падаю от усталости. У меня что-то вроде ревматизма.

— Садитесь, — разрешил Думитреску и кивнул на стул.

Фэрымэ поклонился и, глубоко вздохнув, сел.

— Премного вам благодарен, — вымолвил он. — Я с самого начала заметил, что у вас доброе сердце. Вы очень похожи на одного моего доброго приятеля, некоего Доробанцу...

— Это к делу не относится, — оборвал его Думитреску. — Я вас спросил, что вам понадобилось у товарища майора Борзы. Вы начали издалека, но на мой вопрос так и не ответили.

— Понимаете, как раз об этом я и хотел сказать. Я сидел на скамейке перед домом номер сто тридцать восемь и вспоминал о нем, как он учился в моей школе по улице Мынтулясы. Там мне и пришло в голову: схожу-ка я посмотрю на него. Он многого достиг, теперь он майор... Побеседуем немножко, вспомним школу. Я поинтересуюсь, не знает ли он чего-нибудь о Ликсандру. Ведь в четвертом классе он сдружился с Ликсандру — водой не разольешь. Ликсандру этот тоже был странным мальчиком, мечтателем, своего рода поэтом. Учился он в четвертом классе, хотя было ему уже лет тринадцать-четырнадцать. Он поздно пошел в школу, потому что несколько лет подряд все болел. Но когда он попал в мою школу, то оказался блистательным учеником. Он мог бы за год пройти не два, а целых три класса, что, впрочем, он и сделал позднее, когда поступил в лицей... Вот я и хотел спросить господина майора, не знает ли он чего-нибудь о нем.

— Как, вы сказали, его зовут? — вздрогнул Думитреску, словно пробуждаясь от сна.

— Ликсандру. Георге Ликсандру.

— Так в чем же дело? Какое отношение он имеет к товарищу Борзе?

— Самое прямое, — заверил Фэрымэ, покачивая головой. — Они были как братья. Когда Ликсандру убежал из дому, Борза скрывал его. Конечно, не в своем доме, а в погребе на Майдане. Потому что, надо вам сказать, все эти мальчишки после случая с сыном раввина питали огромную слабость к заброшенным погребам и подвалам. В те времена перед Университетом был большой пустырь, который называли Майданом возле примэрии[3], там были сложены каменные блоки, из которых после войны построили новое крыло университетского здания. Как сейчас вижу: огромные блоки из белого с голубоватым оттенком камня.

— Это к делу не относится, — прервал его Думитреску. — Вы что-то говорили о погребе, а также упоминали о тайне сына раввина. Какая здесь связь?

— А связь такая, что сын раввина исчез в подвале. Исчез бесследно. Будто сквозь землю провалился. Но я должен уточнить, что правда, то правда: этот мальчик, Иози, знал, что исчезнет. Он со всеми попрощался, всех обнял и потом бросился в воду. С тех пор его никто больше не видел.

— Что вы говорите?! Где это произошло?

— В заброшенном подвале неподалеку от Церкви-под-липами. Но для того чтобы вам все стало понятно, надо знать всю историю, а она очень длинная... Вы мне разрешите закурить? — попросил Фэрымэ.

— Пожалуйста.

— Я вам очень признателен, — поблагодарил старик, доставая из кармана табакерку. — Всю жизнь я был страстный курильщик, но теперь могу сказать, что бросил курить. Лишь изредка балуюсь. Я сам кручу папиросы, — пояснил он. — А вы, вероятно, не курите?

— Нет.

— И правильно делаете, — заметил Фэрымэ, — я слышал, что курение вызывает рак.

Заклеив самокрутку, он прикурил и жадно затянулся. Губы его тронула улыбка, и он мечтательно прикрыл глаза.

— Это длинная история, — заговорил он. — Чтобы в ней разобраться, следует знать, что все началось с Абдула, этого татарчонка, о котором уже шла речь. Как я говорил, его я видел за работой Он вошел в комнату, сел по-турецки, достал из-за пазухи нечто вроде кожаного кошеля и принялся бормотать на своем языке. И тут я увидел такое, чего не видывал за всю свою жизнь: я увидел, как мухи черным роем закружились над его головой и, когда они все собрались в один черный клубок, Абдул загнал их в кошель. Он закрыл кошель, снова спрятал его за пазуху и, улыбаясь, поднялся на ноги. Я дал ему монетку, и должен сказать, что целую неделю, но только ровно неделю, я не видел ни одной мухи в своей комнате. Они жужжали в коридоре, вились возле окна, но ни одна не решалась влететь в комнату. Через неделю Абдул явился за деньгами. А на следующий день, то есть на восьмой после его колдовства, комната наполнилась мухами, даже в большем количестве, чем раньше. Вполне понятно, что я снова позвал Абдула, чтобы избавиться от них. Так он приходил ко мне трижды, пока я жил на «Вилле Корнелия»... Алдя же подружился с Абдулом годом раньше. Потом я узнал от Ликсандру, что, вернувшись осенью в Бухарест, Алдя обладал секретом, который открыл ему Абдул. Насколько я понял, секрет этот состоял примерно вот в чем: если попадется какой-нибудь заброшенный подвал, залитый водой, нужно присмотреться, не обнаружатся ли там некие знаки, а если они обнаружатся, значит, этот подвал — заколдованное место, оттуда можно попасть в иной мир.

— Что вы говорите? — воскликнул, усмехаясь, Думитреску.