На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)

Спустя года два, собирая из различных линз какие-то подобия простейших телескопов и рассматривая в них воображаемые далекие миры на ночном небе и читая космическую фантастику, хотел быть, по крайней мере, если не космонавтом, то астрономом. Потом решил связать свое будущее с химией. А к 10-му классу, уже изучая справочники для поступающих в вузы, решил готовиться на физический факультет МГУ: физики тогда были в почете. И даже закончил заочные подготовительные курсы физфака, аккуратно выполнив все контрольные работы и получив официальное приглашение на вступительные экзамены. Но в последний момент, начитавшись художественной и популярной литературы о геологии, неожиданно «поменял ориентацию» в сторону геологического факультета. Но тут «восстали» мои родители. «Как же, у геологов нет дома, а крыша – это небо над головой в тайге или пустыне?» – говорили они. Но именно эта романтика меня и привлекала больше, чем перспектива «протирать штаны» в каком-нибудь НИИ, изучая частные проблемы физики. И, наконец, был найден семейный компромисс: не геология и не физика, а геофизика. Хотя по скудной аннотации в справочнике МГУ мы себе не могли представить, что же такое геофизика. Отделение геофизики было и на физическом, и на геологическом факультете. Знакомым я говорил что-то вроде того, что я буду спускаться с приборами в жерла спящих вулканов и таким образом изучать земные недра.

Подводя итог этому периоду своей жизни, все же следует признать, что существовавшая тогда система образования была довольно эффективной и вместе с полученными вполне приличными знаниями мы прошли и первую «школу жизни».

Итак, школа закончена. Понятно, что «грызть гранит науки» нам было еще нечем. Считай, что у нас только выросли «зубки», которые еще надо было заточить, чтобы примериться к этому граниту. Почему-то на всю жизнь «впечатались» в память слова, которые в школьном актовом зале были написаны на стене слева от сцены:

«В науке нет широкой столбовой дороги. И только тот может достичь ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам».

Впереди нас ждала неизвестность: и желанная, и пугающая.

НАШИ УНИВЕРСИТЕТЫ

Поехали мы поступать в Москву с Галей Покушаловой, второй золотой медалисткой нашей школы, учившейся в параллельном классе, серьезной и упорной девочкой. Тогда ежедневно ходил автобус «Железногорск-Москва», который преодолевал этот небольшой в общем-то маршрут длиной в 480 км аж за 13 часов, останавливаясь чуть ли не в каждом райцентре. После бессонной ночи в автобусе мы оставили свои вещи в однокомнатной квартире у моих бабушки с дедушкой – родителей мамы. Первую ночь мы по договоренности должны были ночевать у них, в этой тесной квартирке в Новогиреево. До этого мы с родителями почти каждое лето наведывались в Москву и гостили здесь «в тесноте, да не в обиде». В этой же квартире уже спустя двадцать с лишним лет я тоже впоследствии жил какое-то время, вернувшись в Москву после 15-ти лет работы в Заполярье.

А в тот последний июньский день 1973 года, наспех перекусив, мы поехали сдавать документы в Приемную комиссию МГУ: она на Химфак, а я почти до последнего момента колебался: то ли на физфак, то ли на геофизику геологического. Интуитивно казалось, что на геологический поступить легче. Однако все было не так просто.

Для начала со свидетельством об окончании «заочных подготовительных курсов» я зашел в помещение на первом этаже зоны «Д», где располагался офис этих курсов (в приглашении они просили туда зайти). Поинтересовавшись, могу ли я с этим же листочком, где значился физфак, идти на геофизику геологического и сохранятся ли хоть какие-то преференции окончившим курсы, я получил ответ: «Без проблем. Но никаких привилегий Вам это в любом случае не даст, разве что при прочих равных условиях. Но при сдаче документов это приглашение надо отдать в приемную комиссию факультета».

– А где больше будет конкурс: на физфаке или на геофизике геологического?

– Этого Вам никто заранее не скажет, но, по моим пометкам, среди окончивших заочные курсы на геофизику Вы пришли первый, а на физфак уже 45 человек.

Это было для меня определяющим, хотя выборка, очевидно, являлась некорректной: на физфак принимали 500 человек, а на нашу геофизику – 50, В итоге в 1978 году у нас оказался рекордный конкурс – около десяти человек на место для школьников, а на физфак – 5,5, хотя и это не показатель, т. к. состав поступающих на физфак мог оказаться сильнее. Но, тем не менее, именно это случайное высказывание дежурного сотрудника по подготовительным курсам определило в конечном счете мою дальнейшую жизнь.

В приемной комиссии факультета у меня приглашение не взяли, грамоты с районных и областных олимпиад тоже, да и на аттестат золотого медалиста посмотрели, как мне показалось, с пренебрежением. Настроение сразу испортилось, и я понял, что удача от меня отворачивается и надо готовиться к худшему. При этом подавленном настроении и при сильном волнении прошли все вступительные экзамены.