На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний

В деле отложился ряд документов, отобранных у Иоффе при задержании на станции Можайск 17 августа 1918 г. Среди этих документов – «удостоверение» члена Всероссийского Комитета Спасения Родины и Революции А.Н. Иоффе на бланке Петроградского городского головы за подписью эсера Г. Шрейдера, датированное 26 октября 1917 г.; членский билет Петроградского Союза Защиты Учредительного Собрания (объединенного комитета социалистических партий и демократических организаций), и ряд других бумаг. Интересен документ с угловым штампом фракции РСДРП (объединенной) ЦИК Советов от 16 марта 1918 г. о мандатах (27 делегатов с решающим голосом) меньшевиков на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов в Москве, подписанный председателем Бюро фракции Л. Хинчуком и шестью членами Бюро, в том числе Л. Мартовым, Ник. Сухановым и Ал. Иоффе²⁷

.

Согласно допросов в данном деле, с 1 по 10 июля 1918 г., т. е. как раз в момент начала Ярославского восстания, А.Н. Иоффе был неотлучно в Петрограде, а 10 июля выехал через Витебск в город Бешенковичи в месячный отпуск, предоставленный Петроградским комитетом РСДРП, причем из Питера он ехал вместе с некоей Софьей Гейфман. По словам Иоффе, в Бешенковичи он прибыл вечером 11 июля, и пробыл здесь до 18 июля, т. е. как раз в самый разгар ярославских событий. По мнению Иоффе, его арест в Можайске нужно рассматривать как происки его должника – заведующего финотделом ВЦИК Н.М. Никитина, которому арестант одолжил на том самом IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов сумму в 5 тысяч руб. Однако на очной ставке, которую провел В.Э. Кингиссеп, Николай Михайлович Никитин всё отрицал²⁸

.

Закончилось для А.Н. Иоффе дело по ложному обвинению «в участии в Ярославском контрреволюционном мятеже», вполне себе благополучно, без какого-либо приговора, и в итоге он оказался на свободе. Таким образом, материалы данного дела еще раз подтверждают реальность существования автора письма о встрече с Каплан во время заключения в Кремле. Что касается Спиридоновой, то ко второй половине августа режим ее содержания под арестом в Кремле, несомненно, ослаб. К этому времени подавляющее большинство арестованных левых эсеров уже были освобождены. Еще в начале августа Спиридонова получала свидания с товарками по Нерчинской каторге – например, с А.А. Биценко, А.А. Измайлович, Н.А. Терентьевой, вела с ними оживленную переписку²⁹

. Поэтому её вполне могла навещать и Ф. Каплан, и они могли беседовать по душам. Казнь Каплан глубоко возмутила Спиридонову. «И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться не убивать Каплан? – взывала она к В.И. Ленину. – Как это было бы не только красиво и благородно и не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции в это время нашей всеобщей оголтелости, остервенения, когда раздается только щелканье зубами, вой боли, злобы или страха и… ни одного звука, ни одного аккорда любви»³⁰

.

В Приложении публикуется сенсационный протокол допроса Николая Николаевича Гладкова (1890–1938), сопровождаемый запиской наркома внутренних дел Н. Ежова И. Сталину от 15 апреля 1938 г. Арестованный в Ленинграде рабочий Гладков, бывший рабочий-боевик, на допросе 13 марта у начальника 4 отдела УГБ УНКВД ЛО (Ленинградской области) капитана госбезопасности Карпова и помощника начальника 4 отделения 4 отдела младшего лейтенанта госбезопасности Павлова, признался в том, что, наряду с Каплан и таким же, как он сам, переброшенным в Москву питерским рабочим В.А. Новиковым являлся третьим боевиком, входившим в «тройку», отправившуюся на завод Михельсона. Прочие боевики из Центрального боевого отряда во главе с Г. Семеновым также были разбиты еще на две «тройки», и 30 августа 1918 г. направились в район Александровского вокзала (исполнительницей предполагавшегося покушения на В.И. Ленина в составе этой «тройки» должна была стать Л.В. Коноплева) и в Басманный район (исполнителем был намечен несколько раз упомянутый в допросе Гладкова Ф. Федоров-Козлов).

В известном письме на имя Л.П. Серебрякова Лидия Коноплева пишет: «Остальные боевики были разбиты по всем митингам и в случае приезда на один из них В.И. Ленина, должны были ждать районному выполнителю. В.И. Ленин приехал на Щипки, и Фаня стреляла в него».