Наконец «пежо» сбавил скорость, съехал с асфальта на проселок и, переваливаясь на ухабах, покатил к лесу. На опушке Надежда свернула с дороги, машина, треща сучьями, углубилась через прогалину в густой орешник и остановилась. Заметить ее с дороги было невозможно.
Надежда потянула за крохотный рычажок, и высокое сиденье мягко откинулось назад.
Взгляд у Надежды изменился. Это была уже не та строгая дамочка, которая высокомерно посматривала из своей иномарки на «Лады» и «Москвичи», — теперь это была самка, возжелавшая страсти.
— Иди ко мне.
Голос у Надежды тоже изменился — он стал глубоким, воркующим, зовущим. Федор невольно улыбнулся:
— А может быть, все-таки попытаемся это сделать на заднем сиденье? Там места побольше, покомфортабельнее будет.
— Нет, я хочу здесь. — И Надежда стала решительно стягивать с себя узенькие черные трусики.
На несколько секунд Угрюмый был заворожен этим зрелищем. А когда на мягкий импортный коврик упала и юбка, малыми размерами напоминавшая набедренную повязку девушек из племени папуа, Федор страстно сжал пятерней гладкое мраморное бедро любовницы.
— Открой верх, — попросила Надежда, запрокидывая голову. — Я хочу видеть небо. Ты же знаешь, что я очень романтичная натура.
— Ты хочешь получить все удовольствия сразу, — улыбнулся Федор, все выше продвигая ладонь по ее бедру. Его прикосновения становились все нежнее. — Кстати, а как открывается верх твоей коробочки?
Надежда слегка раздвинула ноги и произнесла:
— Нажми вот на эту черную кнопку. Только, Бога ради, не убирай руку.
— Как же я тогда открою верх? — поинтересовался Угрюмый.
— Другой рукой.
В такие минуты Угрюмый не отказывал себе в удовольствии помучить Надежду.
Это очень сложно. Боюсь, что я просто не дотянусь до нее.
— О Господи, сделай же что-нибудь, — и Надежда всем телом подалась вперед.
Ладно, довольно испытаний. Федор надавил большим пальцем на чёрную кнопку, которая легко утонула в панели. Темно-серый верх кабриолета мягко сложился в гармошку, открывая густо-синюю бездну неба.
— Как хорошо! — вскрикнула Надежда.
Ее тело благодарно приняло в себя мужскую твердь. Угрюмый с опозданием обратил внимание на то, что Надежда не сняла босоножек, и острые каблуки с силой били по пластиковой панели, угрожая разбить ее вдребезги.
— Я люблю тебя! — закричала неистово Надежда, и ее покрытые перламутровым лаком коготки через плотную ткань рубашки впились в плечи любовника. Угрюмый застонал от наслаждения, пронизавшего каждую клетку его тела, и обессиленно замер на бурно дышащей груди подруги.
Надежда расслабилась, раскинув руки. Её колени упирались в руль, но это обстоятельство, казалось, не причиняло ей никаких неудобств. Надежда с удовольствием ощущала на себе тяжесть крепкого мужского тела.
Несколько минут они лежали без движения, наслаждаясь близостью, а потом Надежда опустила ноги и буднично произнесла:
— Закурить бы, сейчас самый кайф.
Угрюмый привстал, извлек из кармана пачку «Парламента» и вытащил две сигареты: одну протянул Надежде, другую взял сам, после чего чиркнул зажигалкой. Пламя обожгло кончик сигареты, и Надежда пыхнула облачком ароматного дыма. Она не стеснялась своей наготы, зная, что тело ее безупречно.
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—