Из сада мы отправлялись смотреть гроба. Один из сараев, содержимый наиболее опрятно, был исключительно предназначен для помещения гробов. Крестный так объяснял свое пристрастие к ним: когда ему было уже лет за пятьдесят, он однажды тяжело заболел и увидел сон, что внезапно умер. Столяр из его крепостных снял с него мерку, но, будучи пьян, потерял ее по дороге и забыл о гробе. Стояла страшная жара, и покойник стал так быстро разлагаться, что его родные дочери не могли подойти проститься с ним, — хотя он был мертвым, но чувствовал при этом ужасающую душевную муку. А когда затем принесли какой-то гроб, наскоро сколоченный, он оказался слишком коротким: его стали запихивать в него с таким усердием, что кости хрустели и ломались, и это причиняло ему адское страдание. Этот сон произвел на Сергея Петровича такое сильное впечатление, что он по выздоровлении решил приготовить для себя хороший гроб еще при жизни, для чего отправил столяра своей деревни учиться в Москву.
Как только тот сделался настоящим специалистом-гробовщиком, началось заготовление гробов, так как Сергей Петрович боялся ограничиться приготовлением для себя только одного гроба. И такая предусмотрительность, по его словам, оказалась вовсе не лишнею: одни из гробов через некоторое время дали трещины, другие — рассохлись, третьи — не нравились. И он раздаривал их тем из крепостных, у которых умирали близкие им люди. Вечно занятый этою мыслью, крестный начал постепенно менять материал и внешний вид гробов, чему помогали как различные обстоятельства, так и разнообразные явления деревенской жизни. Сначала он делал гробы, исключительно соображаясь с своею фигурою, то есть узкие и длинные, так как он был человеком очень худощавым и высоким, принимая в расчет и то, что покойник перед смертью вытягивается и становится длиннее. Но вот однажды он узнал, что у одного худощавого человека перед смертью сделалась водянка, и после смерти он оказался чуть не вдвое толще, чем был при жизни, а про другого высокорослого человека — что продолжительная болезнь так источила его кости, что после смерти он стал ниже среднего роста. Вследствие всех этих соображений Сергей Петрович стал заказывать гробы на различный рост и объем тела.
Во всех гробах лежало сухое сено, и Сергей Петрович, чтобы показать няне и мне, как после смерти ему будет ловко и покойно в них, ложился то в один, то в другой.
Однажды, когда мы подошли к сараю с гробами, мы нашли его замкнутым. Крестный попросил няню принести ключ с его письменного стола и с сердечным сокрушением рассказал нам, почему ему теперь приходится замыкать сарай. Как-то компания подкутивших, молодых помещиков проезжала мимо его дома и решила заночевать у него. Ввиду того что время было за полночь, они не хотели беспокоить его: оставили лошадей и экипажи во дворе, под присмотром своих кучеров, а сами улеглись в сарае, в гробах, благо в них было сено. Сергей Петрович, ничего не подозревая, отправился утром в сарай. Вдруг из гробов поднимаются", "помещичьи сынки" с всклокоченными волосами. В первую минуту он испугался, но затем сильно рассердился и в первый раз в жизни нарушил правило гостеприимства: не предложил гостям ни напиться у него чаю, ни закусить. "Подумайте, почтеннейшая, — говорил он, обращаясь к няне, до глубины души оскорбленный таким поведением молодых людей, — ничего святого нет! Наелись, напились, в грязных сапожищах, в одежде, пропитанной винными парами, — бух в гробы!.. Осквернили святыню моей души!.."
Когда после окончания курса учения, что было скоро после освобождения крестьян, я приехала к родным в деревню, меня потянуло в дом крестного! Его самого уже давно не было в живых, имение было продано новому владельцу, но я все-таки направилась по тропинке к саду. Я прекрасно уже понимала, что крестный, которого я так любила в детстве, хотя был человеком незлобивым, но в сущности был эгоистом, который весь конец своей жизни провел в холе своего тела, в выполнении своих барских причуд, еще задолго до смерти чуть не набальзамировав себя духами и ароматическими эссенциями, но вместе с тем я прекрасно знала и все значение, все могущество помещичьей власти, которою он никогда не злоупотреблял, что было в то время большой редкостью. Добрая память о нем заставила сильно забиться мое сердце, когда я завидела ограду его сада. Но каково же было мое разочарование, когда, приблизившись к ней, вместо чудного цветочного ковра я увидела гряды с капустными кочнями, а на крылечке рассмотрела нескольких мужчин, одеждою и своим внешним видом напоминавших приказчиков и хохотавших во все горло; на столе перед ними красовалась целая батарея бутылок.