— А ведь тут кто-то пошалил! — проговорила она. — Скажи-ка, Домна, мужу, чтобы он сегодня позвал ко мне слесаря, — я ему другие замки закажу. Домашних-то воров я не боюсь, — у меня все на счету: на всякой провизии свою метку кладу, а новые замки хочу сделать, чтоб в соблазн не вводить.
— Выходит, Марья Васильевна, потопить меня порешили! Что ж, нашего брата не трудно загубить.
— Сама знаешь, — этого что-то со мной не бывало!.. А ведь я уж много лет с вами живу! Только и нечисти в доме не допущу!.. А ты лучше бы сама во всем повинилась… Барышня вот запирается, говорит, что с нею ничего не было, а сама во сне кричит на весь дом! Смотри, Домна: сегодня у ней проскочит одно словечко, завтра другое — так все и обнаружится… Да и больно она похудела, извелась, точно от долгой болезни!.. Уж тут у вас было что-то неладное…
Домна ни перед кем "не повинилась", но долго ходила как опущенная в воду. Няня никому не говорила об инциденте со мной и открыла его только матушке перед своей кончиной, опасаясь, что без нее я опять попаду на руки той же горничной.
На другой день после молебна няня нашла, что я не могу приступить к занятиям, так как был понедельник — тяжелый день, и матушка вполне согласилась с нею. Зато на следующий день няня просила Нюту начать со мною заниматься и ежедневно проходить несколько букв и слогов, притом непременно в ее присутствии, чтобы и она, няня, могла присмотреться, как ребенка обучать следует, а затем просила матушку каждый вечер хотя минут десять посвящать мне, проверяя пройденное. Дабы сложный проект моего обучения был приемлем «начальством» и его не раздражало бы ее вмешательство, она всячески изворачивалась.
— Вот как, по моему глупому разуму, надо бы устроить это дельце. Нюточка обучит ее нескольким строчкам, а я сейчас же заставлю ее все это затверживать… Уж как к вам-то, матушка барыня, мы явимся вечерком отчетец давать, — все назубок будем знать… Вот вы нас только и будете похваливать…
— Знаю, знаю, — говорила матушка, улыбаясь, — ведь все эти подходы ты устраиваешь, чтобы твоей любимице от меня как-нибудь наперстком в лоб не влетело! Что же, Нюта, нам с тобой приходится подчиниться предписанию нашего директора!
Няня ежедневно утром приводила меня к сестре, садилась подле и следила за каждым словом, за каждым замечанием моей учительницы. Она, вероятно, мало давала бы мне отдохнуть после учения, но в продолжение полутора часа моих занятий, во время которых она безотходно присутствовала, у нее накоплялось много дела по хозяйству, и, как только я кончала с сестрой, ей приходилось бежать, чтобы сделать то или другое распоряжение, выдавать провизию или исполнить какое-нибудь поручение. Но, окончив свои дела, она сейчас же засаживала меня за книгу.
Хотя при обучении грамоте тогда еще не существовало звукового метода[18]
, но меня и не учили уже, как это было раньше: "аз, буки, веди, глаголь", а просто называли буквы, но зато терзали сложными слогами. В азбуке, по которой меня обучали, четыре-пять согласных нанизаны были на гласную в самом невозможном согласовании и сочетании, так, например, "мргвы, ткпру, ждрву" и т. д. Разбирать и произносить эту невероятную чепуху было настоящею пыткою, и с меня обыкновенно пот катился градом при окончании чтения странички таких языколомных слогов. Если бы не мое желание доставить няне удовольствие, я бы так и застряла на этих слогах, что было со многими детьми наших соседей, которые остались безграмотными только потому, что не могли одолеть эту премудрость. Няня зорко подстерегала, когда матушка возвращалась домой, и немедленно тащила меня к ней для проверки пройденного. Но так как я почти наизусть зазубривала слоги и быстро читала их, то матушка всегда отпускала меня с миром.Иногда няня после занятий тут же пускалась в рассуждения:
— Ведь как это трудно ребенку! Ну, зачем это язык-то ломают? Кажись бы, просто взяли да и написали какое-нибудь словечко, ну, к примеру, взять хоть бы «книга» либо «стол»… Вот ребенок начитал бы много таких слов и скорехонько выучился бы читать всякую книжку…
— Ну уж, милая моя, тот, кто книгу пишет, поумнее нас с тобой, — возражала ей матушка, не подозревая, что няня своим природным чутьем и здравым соображением была ближе к пониманию надлежащего метода первоначального обучения, чем она, более или менее образованная женщина.