На заре жизни. Том второй

Хотя при дальнейшем разборе романа многие соглашались, что «отцы» являются у Тургенева не в авантаже, обрисованы людьми неразвитыми, дряблыми и безвольными, и даже более умный из них, дядя Аркадия, выставлен совершенным баричем, который все время тратит на уход за своей великолепной особой, тем не менее все-таки присутствующие решили, что Тургенев с большею симпатиею относится в этом романе к старому поколению, чем к молодому, и называли его ренегатом, так как он, по их мнению, из прогрессивного лагеря перешел в реакционный.

В то время как княжна Липа с некоторыми другими принялась составлять протест Тургеневу, который, кажется, совсем не был ему отправлен, началось обычное веселье. На этот раз все так устали к трем часам, когда расходиться считалось еще слишком преждевременным, что затеяли игру в «оракула». Тот, кто исполнял эту роль, садился с завязанными глазами на стул посреди комнаты, и к нему один за другим подходили и клали руку на его голову. При этом кто-нибудь спрашивал его, что будет с особою, рука которой покоится на его голове. Говорить о том, что сердце означенной особы пламенеет безумною страстью, что тот или другой умирает от ее равнодушия, что она выйдет замуж за того-то, казалось в то время слишком личным, а потому даже и в такой игре старались представить общую картину будущего строя общества и указывали на роль, которую будет играть в нем личность, желающая услышать предсказание оракула. Остроумию и фантазии предоставлялся при этом полный простор, но то и другое встречалось не часто.

Завязанные глаза и то, что это было простою забавою, не мешало произносить длинные речи. Один молодой человек, исполнявший роль «оракула», набросал в своей речи картину теперешней деревни с убогими, курными, полуразвалившимися избенками. Ее единственная улица – грязная, топкая лужа с барахтающимися свиньями; по ней проходит жалкий, малорослый скот, перебегают босоногие деревенские ребята-заморыши, двигаются оборванные, с изнуренными лицами крестьяне. Через тридцать лет все преображается. Это уже значительный поселок с несколькими широкими, прекрасно вымощенными улицами, с уютными крестьянскими жилищами, с большими садами, в которых высятся фруктовые деревья, а на клумбах пестреют цветы. Позади деревни тянутся поля, прекрасно обработанные по новейшим способам. Внутренняя обстановка деревенских жилищ, как и их внешность, вполне соответствует требованиям культуры: в каждом домике несколько комнат, простенькая, но чистая мебель, по стенам – портреты великих людей и полки с книгами. Среди деревни три громадные дома – дворцы, но без всяких бесполезных архитектурных украшений, с высокими залами, с огромными окнами, дающими свободный доступ солнцу и воздуху. Одно из этих зданий-дворцов – школа для детей младшего возраста, другое – для детей среднего возраста, третье – университет.

– Да-с, господа, университет, настоящий университет! Через тридцать лет не только в больших и малых городах России, но и в деревнях с значительным населением будут свои университеты. Они будут отличаться от теперешних несравненно лучшим составом профессоров, и лекции в них будут читаться исключительно по вечерам. Все различия между сословиями будут стерты к этому времени: не будет ни господ, ни крестьян, ни бар-паразитов, ничего не делающих, а только услаждающих себя, ни людей, трудящихся до истощения, ни нищих, ни безграмотных. Взрослое население, мужчины и женщины, днем на полевых работах, разумеется, сообразно с силами каждого, а вечером все отправляются в университет на лекции. Не будет сословных перегородок, не будет и резкого различия в одежде: все одеты просто, но чисто и соответственно с временем года. На лицах – ни следа уныния и забитости: все бодры, веселы, оживленны. Среди взрослого населения только одна из женщин отличается от других, и то лишь тем, что на седых ее локонах (я говорю об особе, рука которой покоится на моей голове) красуется венок из чудных роз: трогательный подарок воспитываемых ею детей. Тогда это будет уже стареющая, но, несмотря на это, все еще прелестная матрона: она окружена громадною ватагою веселых, здоровых, краснощеких детишек, с которыми она отправляется к озеру, чтобы приглядеть за малышами во время купанья.

Хотя картина близкого будущего русской деревни была набросана «оракулом» наивно до ребячества, но, судя по горячим аплодисментам, она, очевидно, понравилась присутствующим. Ваховский же с хохотом кричал ему: