На затравку: моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось

«Лилла немного опоздала на танцульки, но все же успела увидеть, как Рейнольдс целовался с Доун Тейлор».

Да, какой-то намек на напряжение здесь есть. Что будет дальше? Кто как отреагирует? Но все самое пикантное автор вывалил в самом начале, лишив читателя удовольствия постепенного погружения. Мы не знаем, как выглядел клуб и чем там пахло. Мы понятия не имеем, что чувствует Лила. Может, ей туфли жмут? Или ноги болят, потому что она целую смену обслуживала столики в местной закусочной? Нас просто взяли и с бухты-барахты сунули в гущу событий.

Джой Уильямс

Такое краткое изложение годится для комедий, где постоянный уход от драмы создает комизм. Но ведь и самые смешные анекдоты основаны на быстром нагнетании и моментальном снятии напряжения. Иногда зачин получается длинный, власть несколько раз переходит из рук в руки, например:

Бизнесмен заселяется в гостиничный номер, открывает мини-бар, наливает себе стаканчик скотча и набирает номер досугового агентства. Когда те берут трубку, он тут же, пока не растерял запал и решимость, выставляет им свои требования: «Значит, так. Пришлите мне самого мощного негра и самого забитого тощего хлюпика. Я хочу смотреть, как черный верзила дерет белого хлюпика, а потом как белый хлюпик дерет черного верзилу. Затем я отдеру их обоих. Все записали? Можете это устроить?» Следует долгая пауза. Вежливый и подозрительно знакомый голос в трубке произносит: «Сэр, вы позвонили на ресепшен. Чтобы позвонить в город, наберите девятку…»

Видите? Длинный зачин. Сюжет разбит на простые действия. Сильный мира сего желает увидеть, как другой сильный присунет слабому. Затем все должно перевернуться: слабый присунет сильному. А потом главный герой присунет обоим. Однако в финале он сам терпит унижение, полностью утрачивая власть и инициативу. Видите, даже в комедии без драматического напряжения никуда.

Каждое ваше предложение должно вызывать небольшой вопрос. Отвечая на него, вы тут же ставите следующий – крупнее предыдущего. Стриптизерша стягивает белые перчатки. Клиент снимает галстук. Она начинает расстегивать платье. Он сбрасывает пиджак.

Зачин должен создавать напряжение и обещать, что все ответы будут даны, только не прямо сейчас. Вспомните первую строчку «Унесенных ветром»: «Скарлет О’Хара не была красавицей, но мужчины вряд ли отдавали себе в этом отчет, если становились жертвами ее чар…»

Прочитав эти слова, вы сразу спрашиваете себя: «Почему?» Все, вы на крючке.

НАПРЯЖЕНИЕ: НИКАКИХ СНОВИДЕНИЙ

Том говорил, что Гордон Лиш запрещал им пересказывать сновидения персонажей. Как я понял, он считал этот прием жульническим. Сюра много и в нашей с вами реальности. Вспомните любое произведение Натанаэла Уэста.

Как бы неприятно это ни звучало, ваши сны никому не интересны. Даже Карлу Юнгу – если только вы не платите ему 150 долларов в час, да и то вряд ли его интерес будет искренним. Сны – это неправда, а неправда не может создавать напряжение. Художественная литература – сама по себе вымысел, не надо разбавлять ее еще большим вымыслом.

Учтите, вы сами ко мне пришли. Сами попросили у меня совета. И я говорю вам: никаких сновидений.

НАПРЯЖЕНИЕ: ИЗБЕГАЕМ ГЛАГОЛОВ «БЫТЬ», «ИМЕТЬ» И «ЯВЛЯТЬСЯ»

В другой статье из журнала «Сайентифик американ», которую прислал мне читатель, рассказывается об исследовании, посвященном реакции людей на различные виды глаголов.

Когда мы видим активный, динамичный глагол вроде «шагнул», «пнул» или «схватил», он активирует ту часть нашего мозга, которая отвечает за указанное действие. Мозг реагирует так, словно вы действительно плывете брасом или чихаете.

А формы глаголов вроде «быть» и «иметь» не вызывают в нашем мозгу никакой ответной реакции. То же самое касается абстрактных глаголов вроде «верить», «любить» или «помнить». Когда мы их видим, когнитивного отзеркаливания не происходит.

Поэтому текст: «В дверях была Арлин. У нее были длинные каштановые волосы, а лицо имело изумленное выражение» вызовет куда меньший отклик, нежели: «В открытую нараспашку дверь вошла Арлин. Одной рукой в перчатке она откинула упавшие на глаза длинные каштановые волосы; подведенные карандашом брови изумленно взлетели вверх…»