На земле сингалов и тамилов

Была бы работа в радость

На полях, где растет чайный куст,

Но ударил меня кангани

И заставил таскать мешки.

Чай вновь дал надежду людям на возрождение плантаций, где погибли кофейные деревья. Перспектива интенсивного выращивания чая открыла новые возможности для обогащения английским плантаторам и увеличила спрос на индийских рабочих.

И снова на сцене появился вербовщик. Хотя его деятельность теперь регулировалась законом, он легко преодолевал всякие скучные формальности и привозил большие партии рабочих-иммигрантов. Их распределяли по более мелким группам, во главе которых стояли главы семей (впоследствии получившие название младшие кангани). Эти мелкие группы, в свою очередь, объединялись в более крупные во главе со старшим кангани. Он был для них всем: руководителем, поставщиком и другом, заимодавцем и лавочником. Он был единственным связующим звеном между рабочими и администрацией плантации. Таким образом, рабочий фактически оказывался пленником в структуре кангани — дораи. Эти феодальные отношения особенно наглядно проявлялись в употреблении слова «наш», которое часто повторяется в песнях:

Из всех дораи на земле

Лишь наш дораи нам судья.

Наш дораи — человек суровый,

Прочь с дороги, он идет!

Все это указывает на систему феодальных отношений, существовавших на плантации. Из аналогичных песен видно также, что главные управляющие плантаций выполняли и судейские функции, до того как были созданы обычные суды. Вот почему рабочие не осмеливались идти по дороге, по которой «господин» совершал свой обход.

А вот еще один пример феодальных отношений:

О куст, о нежный лист!

Нашего дораи чайный лист,

Золотистый чайный лист!

Вот он идет, наш дораи.

Сборщицы чая были как бы частью чайного куста, дочерьми земли, на долю которых выпало одно — заботливо выращивать чай. И о некоторых из них, весьма искусных в своем деле, слагались легенды:

На Катта-дораи-патти

Две молоденькие девушки

Обходили рядышком

Чайные кусты,

Порхая, как воробушки.

Местные выражения и идиомы, использованные в этой песне, ясно показывают, что рабочие на Катта — дораи-патти (Пундалойя) пришли сюда из Мадуры (Южная Индия). И упоминаемая долина Котмале была, вероятно, одной из первых, где начался сбор чая, и она вдохновила сборщиц чая на эту песню.

Тематика народного творчества была разнообразной: от возделывания чайных кустов и сбора зеленого чайного листа на плантациях до изготовления чая на фабриках. Наступило время, когда надо было отказаться от старых методов производства и построить новые фабрики, оснащенные механическим двигателем. И когда женщины пришли на работу в сортировочный цех, эта новость быстро разнеслась по всей округе:

Фабрика построена,

А в ней стоит двигатель,

О девушки, приходите,

Будем сортировать листья чая.

Для тех, кто не был допущен на фабрику, поэт в ярких красках изобразил происходящее на предприятии:

Сэр, двигатель стучит,

Медные колеса вращаются,

Приводные ремни бегут,

Стой тихо и смотри на эти чудеса.

Под контролем специалиста зеленый чайный лист вялился, скручивался, высушивался, просеивался, сортировался и упаковывался в ящики так, чтобы туда не попал влажный воздух. Наконец он был готов к отправке на международные рынки.

Шло время. Навьюченные быки и воловьи повозки проложили путь локомотиву. Нечеловеческими усилиями первопроходцев главная железнодорожная линия была построена. Как только первый поезд пропыхтел к Нану Ойя, транспортируя чай, это событие тотчас же нашло отражение в песне:

Шесть поездов, сотни окон

И пятьдесят шесть вагонов

Легко взбираются вверх,

На холмы Нелагири.

Жизнь плантационных рабочих в зеленом сумраке гор, несмотря на тяжелый труд, имела и свои светлые стороны. Плантатор построил клуб и скаковой круг, а старший кангани — храм для рабочих. Во время ежегодных праздников понгал и дипавали дораи отправлялся на охоту в леса Махавели и Элк Плейн в Нувара-Элии. Рамасвами и Минатчи (нарицательные имена рабочего и работницы) отмечали праздники песнями и танцами. Мужчины, женщины и дети в праздничном настроении собирались возле храмов или у дома старшего кангани, чтобы поздравить его. Одетая в пестрое сари, с цветами в волосах, с красными от бетеля губами, под аккомпанемент ножных браслетов девушка с чайной плантации со своими подружками танцевала и пела мелодию «кумми»:

Спойте, девушки, кумми,

Я угощу вас пальмовым сахаром.

Благослови мою песнь, мать Сарасвати^[51],

И пребудь со мной, пока я пою!

После того как отдана дань музе, девушка приветствовала кангани со всей почтительностью, необходимой в обращении к феодальным вождям. Она льстила ему, превозносила его, с притворной любезностью помогала дораи сесть на коня, наконец просила выплатить ей зарплату:

Смотрите, девушки, вот идет лошадь,

Лошадь идет покорно,

А на ней сидит

Наш господин, перия кангани.

Пожалуйста, попросите у него нашу зарплату.