На зоне

– Тут тебе, Варяг, придется несладко. Очень несладко. Я знаю про тебя все. И где ты сидел, и как ты сидел. И про твои подвиги наслышан. Но тут ты – никто. Вон видал, как тебя в приемнике встретили. Ты для них паршивый бизнесменишка, мироед, ворюга, к тому же еще и «американец», значит, «толстый». Они таких, как ты, очень не любят. И житья тебе не дадут... – Беспалый сделал паузу. – Ты мне тоже мало симпатичен. Но уж коли такая важная птица ко мне в курятник залетела, хочу с тобой поладить. К общему благу. Я постараюсь похлопотать за тебя в суде. Может, приговор будет не слишком суровым. Споемся с тобой – и тебе и мне будет спокойно. Ну а не споемся – я тебя обломаю. У меня был в школе учитель физики, Виктор Иванович Милехин. Смешной самодовольный дурак. Так вот он любил говорить нам, соплякам-пятиклассникам: «Советская власть сильна – она любого из вас в бараний рог скрутит и даже не чихнет!» Я тогда этим словам посмеялся, а как сюда пришел на службу, частенько их вспоминал. И мои подопечные эти слова тоже часто поминают. Я их научил!

Варяг в первый раз за все время раскрыл рот и произнес веско:

– Не знаю, как Виктор Иванович Милехин, но ты, Александр Тимофеевич Беспалый, уж точно самодовольный дурак. Я еще в Питере твоим хозяевам сказал, да, видно, они забыли тебе передать. Я – вор в законе. Сукой не был и не буду. И со мной тебе не спеться, начальник. Потому что мы с тобой поем разные песни. А хочешь меня в бараний рог скрутить – что ж, попробуй, поглядим, кто кого согнет.

Беспалый вскочил на ноги.

– Молодец, сволочь! На словах ты крепок. Проверим, каков ты на деле.

Он нажал потайную кнопку на столе. Через несколько минут в кабинет без стука вошел высокий плотный мужчина в белом халате. За ним бесшумно ввалились двое охранников.

– Воробьев! – обратился к нему Беспалый. – Отведи новенького к себе в медпункт и... ну, сам знаешь что. – Подполковник подошел к Воробьеву вплотную и прошептал на ухо: – Впендюрь ему пентотальчику или чего там у тебя есть, – может, он что важное выболтает. И вообще, пропиши ему курс химиотерапии, для начала на недельку, а там посмотрим. Ну, действуй, Гиппократ ты наш!

ГЛАВА 32

После укола, который ему сделали в медпункте «предвариловки», Варяг как-то сразу отключился. С трудом осознавая, что его посадили в «воронок» и везут по ухабистой дороге, он притих в углу душной вонючей камеры на колесах и дремал. Вернее, бредил. Перед его мысленным взором проплывали неясные картины из прошлого, обрывки воспоминаний и снов. Вика... Нестеренко... Джонни-Могильщик... Живой еще Ангел... Перелет из Сан-Франциско в Шереметьево... Побег... Распростершееся тело Пузыря... Все смешалось в голове в причудливый, фантастический калейдоскоп видений. В какой-то момент Варягу привиделась Светлана. Они вдвоем сидели на кухне в их доме в Сан-Франциско. Светлана показывала только что купленную новую стиральную машину... Машина завертелась... Все завертелось... Видение утонуло в сплошной круговерти кровавой потасовки. Вся Россия – огромное поле брани. Бродяги всех мастей режут друг друга, рвут на куски. А пуще всех Рваный орудует ручищами. Да только и его смерть застает. Валится громила с ножевой раной в горле. И все снова вертится, все летит... А над головой несутся беспризорные облака и... «черный воронок».

Его куда-то привезли. Он не понимал, где находится. Да и не мог понимать. Только глубоко вбитые в мозг воспоминания о годах, проведенных за решеткой, подсказывали: ты в тюрьме, приятель!

Варяга посадили в одиночку и через день водили в тюремный медпункт. А там... – проклятые уколы. Он вовсю корил себя за то, что так безропотно отдает себя в руки какому-то Воробьеву: врачу-мяснику, гниде, но сделать с собой он уже ничего не мог. Его воля таяла, как мартовский снег, а тело переполнялось безразличием, бессилием, полной неспособностью концентрировать свое внимание... Теперь это был не прежний Варяг, а безропотное, соглашающееся со всем существо, способное отправлять лишь элементарные животные потребности.

Ночью или днем – он утратил ощущение времени – в камеру к нему иногда заявлялся ухмыляющийся подполковник Беспалый. Он стоял над заключенным, и откуда-то издалека, как сквозь вату, до ушей Владислава доносился его вкрадчивый зловещий голос:

– Ну, кто кого? Полежи, полежи, голуба. Отдохни. Не хотел по-хорошему с Беспалым, будет по-плохому... Таким, как ты, полезно общаться со мной.

Варяг проваливался во тьму, в пустоту, где его невесомое тело парило в пространстве среди черных облаков и вдруг точно какой-то неведомой силой выталкивалось на яркий свет. Тогда его глаза видели чьи-то лица, тюремные робы, погоны, автоматы, оскаленные клыки сторожевых псов... И потом он опять падал, падал в черную немоту.

* * *