Набат 3

— Почему именно под Москвой эти ценности и почему именно я не мог не разыскать их? — О Воливаче Судских ничего не спросил, хотя новость ошарашила его.

— Почему? Сеть такая уверенность. Чутье у меня. А для России они бы сейчас очень пригодились.

— России всегда чего-то не хватает, как бы устало отвел глаза Судских. — Не видел я богатств. — Открыто посмотрел он в глаза президенту, и тот не поверил ему, прищурился, погасил доброжелательную улыбку.

— А если мне доподлинно известно, что генерал Судских видел эти богатства?

Судских словно током шарахнуло.

«А почему я не думаю, что не только я отмечен Богом?»

Президент будто ничего не заметил. Передохнул и заговорил вновь в другом ключе — нейтрально-вежливом:

— Ладно, Игорь Петрович. Нет — и ладно. Давайте поговорим в сослагательном наклонении. Скажите, если бы вы нашли сокровища, что-помешало бы вам отдать их в казну государства?

Судских понимал, что любой ответ в сослагательном наклонении все равно остается прямым ответом, но лукавить не хотел. После прочтения «Тишайшего свода» и нем перевернулось что-то, и найденные сокровища остались неразгаданной тайной, которую можно донести до людей через многие годы. Внутренний голос заговорил в нем строго и уверенно, будто стал он исповедовать религию, где лгать запрещено:

— Потому что время не приспело, иначе их разбазарят, как многое другое. Пока нет людей, готовых распорядиться ими с пользой для потомков.

— Ты что несешь? — сорвался с вежливого тона президент. — Страна задыхается от долгов, люди не получают зарплаты, дети недоедают, у матерей нет лекарств! Об этом ты знаешь?

— Знаю. — не смутился Судских. — Давая присягу на верность стране, вы на этот клад надеялись?

— Я на верных помощников надеялся! Они клялись в верности, а я на каждом шагу вижу измену, пустобрехство и стяжательство. Работать не с кем!

Вряд ли кто клялся вам. Показалось это. Россия не армия, ей не прикажешь «лечь-отжаться», — занесло и Судских, сказалось напряжение долгих часов.

— Прикажу, Судских, — огрубел голос президента. — Хватит миндальничать, последний раз спрашиваю: где сокровища?

— Нет и не будет, — холодно ответил Судских и видел, каких трудов стоило сдержаться президенту.

— Свободен, — сквозь зубы процедил он.

Судских встал и, отвесив поклон, направился к двери.

— Приказ об отстранении будет сегодня, — услышал он вслед и обернулся:

— Одумайтесь. Не рубите сплеча.

— А у меня правило: замахнулся — бой.

Лицо у президента злое, упрямое. Многие принимали это упрямство за непреклонность и желали видеть главу страны именно таким. Когда кто-либо пытался говорить о скрываемом самодурстве, предупреждал о последствиях, таким отвечали из ближайшего окружения: ничего, стерпится, Россия кнут любит. И давненько ей кнута надо, а то и топора, петуха красного, зажрались людишки, обленились и праздности. На это и замахнулся упрямый Овен. Весы рассудительного генерала спровоцировали.

Нет, пожалуй, не в подземельях, не за чтением «Тишайшего свода» началась перемена в Судских. Позже. Когда увидел он величавый собор, который восстал как символ веры, как и положено ему, прочно, устремленно ввысь, и увидел в том знак Всевышнего — так повелел распорядиться он сокровищами.

Еще не пришло время вернуть людям святая святых.

«Так почему тогда растерял я сверхъестественные способности? — будто за соломинку хватался Судских, цеплялась его слабенькая неуверенность, а твердый внутренний голос отмалчивался, не помогал, и, покидая Кремль, сам себе генерал казался капризным и заносчивым юнцом. — Я переутомился».

Не вызывая машины, он решил добраться домой на метро. Его одежда мало чем отличалась от будничных нарядов прохожих. Одетые иначе на метро не разъезжали. И так ли это важно после откровений прочитанных книг? Все человеческие особи голы пред Господом и госпожой Смертью… А он прожил минимум две жизни. Это примиряет с бытием и усмиряет амбиции.

Но внизу его вежливо усадили в «мерседес» с затемненными стеклами и повезли с гиканьем сирены прямехонько домой. На мягком сиденье Судских разморило, и он каждое мгновение проваливался в сладостный сон. Всякий раз вежливые сопровождающие подталкивали его с боков, он стряхивал забытье и таращился в лобовое стекло, забывался и снова засыпал. Может быть, охрана думала про себя: вот так Судских, человек-легенда… Такой же как все, из мяса, костей и человеческих слабостей.

«Мерседес» стал напротив его подъезда. Судских, переборов слабость в ногах, вышел, вежливо поблагодарив сопровождающих. Еле-еле он отшагал до лифта, от лифта до дверей, нажал звонок и притоптывал на месте, пока жена не открыла ему.

— Судских, да ты никак нализался? — с каким-то восторженным скептицизмом оглядела она его дилерский наряд.

— Как скажешь, так и будет, — ответил он бесцветным голосом, дотопал до дивана и рухнул, заснув в падении.