Набат. Агатовый перстень

Но Алаярбек Даниарбек, уловив завуалированную иронию, сразу же безапелляционно обрывал разговор.

—  Поистине чалма благословенна. Днём она на моей  голове — и мне прохладно, ночью она под голо­вой и мне мягко, а настанет час — и чалма послужит мне саваном в могиле.

Он многозначительно поджимал губы и устрашаю­ще шевелил отвислыми усами, понукая чмоканьем губ своего юркого Белка, чтобы отъехать подальше от док­тора, не слушать полных соблазна разговоров.

Маленькая круглая чалма умещалась на самой ма­ковке большой круглой головы Алаярбека Даниарбека и придавала ему гордый и залихватский, но в то же время солидный и глубокомысленный вид. Возможно поэтому, когда он без стука и оклика появился в хижи­не пастуха Сулеймана — Баранья Нога, все сидевшие у дымного очага почтительно поднялись и уставились на него из-за огня и дыма. Они смотрели на него с не­доумением и даже с испугом. Баранья Нога позже рас­сказывал, что за всю его долгую жизнь никогда ни один мулла не переступал его порога, а из-за белой чалмы он принял Алаярбека Даниарбека за самого бека гиссарского или кушбеги бухарского.

В глубине души Алаярбек Даниарбек чувствовал себя совсем не так уверенно, как могло показаться по его нахмуренному лбу и заносчиво поджатым губам. Но, цедя надменно «салом», он прошёл через дым и искры в почётный угол, сел на лохматую козью шкуру, предназначенную исключительно для высокопоставлен­ных гостей, таких, как Шакир Арбуз — приказчик гос­поди-на арбоба, владетеля стад — или зякетчи Фатхулла — налогосборщик ещё времён всемогущего эмира. Полагалось на козьей шкуре сажать и дядюшку Ба­раньей Ноги, владевшего дюжиной ишаков, но слывшего среди своих односельчан неслыханным богачом и все­сильным человекам. Погрев с минуту руки над пламе­нем костра, Алайрбек Даниарбек поднял глаза и, об­ведя напряженно застывшие фигуры пастухов, буркнул снисходительно: «Мир и благоденствие дому. Сядьте!» Он удовлетворенно отметил трусливое и почтительное поведение обитателей хижины, и к нему вернулась его самоуверенность.

Все сели. Баранья Нога подбросил валежнику в очаг не столько из уважения к неожиданному гостю, сколько ради того, чтобы получше разглядеть его и сообразить, как вести себя дальше.

В желудке Алаярбек Даниарбек ощущал полную пустоту, ноги от долгой ходьбы горели, спина ныла. Не привык Алаярбек Даниарбек много ходить. За послед­ние годы он всё больше передвигался на своём несрав­ненном иноходчике Белке. Ушел Алаярбек Даниарбек с каюка совсем не потому, что струсил. Сердце у него ныло. Ни на секунду не мог он забыть, что сам плывет по реке, разлегся на паласе, точно падишах, ест, пьет, а... отрада его очей — тонгоногий  красавец, белоснеж­ный, точно облачко на небосводе, — где-то плетётся по пыльной  степи, непоенный, некормленный, и какой-то мужлан камчой лупит его по нежным бокам. Нет, Алаярбек Даниарбек не смог выдержать. Как-то, когда каюк на несколько минут причалил к берегу, он ушёл. Ушёл через камыши, колючие заросли, комариные болота искать коноводов,  уведших его Белка. Ему  ка­залось, что они где-то близко. Крепко досталось    ему, когда много вёрст шагал он своими избалованными но­гами-коротышка-ми, не очень-то приученными к ходьбе по кочковатой жёсткой степи, да ещё когда палит солн­це, а горячий ветер бросает в лицо пыль и песок. К то­му же,    коноводы куда-то запропастились, и сколько Алаярбек Даниарбек ни вглядывался из-под руки в желто-мутную марь, никаких всадников он не мог    об­наружить. Точно в бездну провалились.

Но Алаярбек Даниарбек был не так прост, чтобы позволить степи и пустыне одержать над собой верх. Нет, он видывал виды. Он отлично разбирался в степ­ных приметах. На большом расстоянии мог сказать, кто едет или идет навстречу и что сулит вон та крохот­ная хижина, над которой вьётся уютный дымок. Нет, он лучше обойдет хижину сторонкой, потерпит еще жажду и голод, потому что в тени у стенки стоят две засёдланные лошади, ничуть не похожие на тех, кото­рых повели коноводы.

Так и шёл Алаярбек Даниарбек всю ночь и весь день на север и напряжён-но вглядывался, не забелеет ли вдалеке среди жёлто-бурых просторов его суетливый конёк...

Только отчаявшись догнать лошадей, окончательно вымотавшийся Алаярбек Даниарбек решил искать го­степриимства у  пастухов.