Набат. Агатовый перстень

Доктор уже расположился на кошомке и расклады­вал на платке нехитрую провизию: хлеб, холодную жареную баранину, огурцы.

—  Прошу, прошу.

—  Что вы думаете, доктор? Положение серьезное, — сказал мрачно Файзи. Он сел, но меньше всего думал о еде. Небо совсем потемнело, и тяжесть на сердце всё росла. Что делать? Что станется с отрядом? Но доктор ещё не успел ответить, как заговорил Алаярбек Диниарбек.

- Аллах милостив. Прикажите всем отдыхать да чай кипятить. Времени у нас много. Эх, десяток баранов найти да прирезать. Какой шашлык бы пожарили, а? Или плов на свежем воздухе. Да с чаем из такой чистой воды. Одно удовольствие. Сюда бы с радостью сам губернатор Самаркандский, раб желудка, поклонник живота приехал бы пожить, кумысу попить. Здоров был губернатор пожрать. А какой вид: горы, небо, бурный поток. Удовольствие!

Гаерничание Алаярбека Даниарбека вывело из себя Файзи. Такая беда приключилась, угрожает смертельная опасность, а он балагурит, смеётся.

—  Какая  опасность?! — удивился  Алаярбек Даниарбек.

—  Моста нет, переправа в ледяной воде вплавь не возможна. Обратно перевала кони не одолеют, да и люди Матчинского бека наверняка нас подстере­гают.

—  А зачем назад ехать, наша дорога правильная.

—  Да что вы, сумасшедший?  Кругом горы, скалы! Как выбраться? Ну сегодня мы отдыхаем, а завтра… что делать завтра?

— Когда наступит завтра, мы подумаем о завтраш­нем дне, — упрямо твердил Алаярбек Даниарбек. — Если дорога была бы неправильная, я давно бы сказал. Если мы прямо по долине поехали бы, мы из гор до Страш­ного суда бы не выехали. Я дорогу знаю. И те, кто следы оставил, знают.

—  Но мост!

—  Ну, мост, видно, волей аллаха развалился, снег не кирпич. Или ещё что случилось. Может быть, даже зло­умышленники...

— Но дорога преграждена рекой, твердолобая ты голова, — почти в отчаянии заключил Юнус.

— Конечно, у меня лоб твердый. Иначе я бы давно лежал в могиле, когда  Кривой Саттар меня  камнем хватил. Я ещё тогда совсем маленький был, лет семи, но лоб у меня...

—  Оставьте свой лоб в покое, — нашёл нужным вме­шаться доктор, видя волнение и нетерпение командиров.

—  Хоп, оставим лоб. Кстати, твердый или не твёр­дый — он мой, не ваш, друзья! А вот дорогу вы действи­тельно не видите, хотя и командирами называетесь. А дорога вот она, — и он показал на бушующую и бьющую­ся о камни реку. Покрытая хлопьями белой пены, чёрная глянцевитая стремнина казалась устрашающе бездонной.

—  Где дорога? — удивились и Файзи и Юнус.

—  Нам мост не нужен. Плохой это мост, неверный мост. Мы пойдём вброд. И мы, как мучной червь, выхо­дящий невредимым из-под жернова, улетим из капкана. И нечего качать головами, хотя у вас они имеют нежные, мягкие лбы. А вот у меня твердый лоб, а я знаю, что в горах к вечеру воды в реке всегда много. Солнце греет сильно — и снег тает. Вот солнце спустилось за горы — и сразу же стало холодно. И снег таять не будет больше. К восходу луны в этой, с позволения сказать, речушке отстанется воды ровно на четверть. Ваша почтенная ба­бушка, друг Файзи, сможет через речку перейти и вышивку внизу на штанах на щиколотках ног не замочит, даже подола поднимать ей не придётся... Что же касает­ся моего твёрдого лба, то я человек не обидчивый...

Но в это время вода в кувшинчике снова забурлила, Алаярбек Даниарбек оборвал свою назидательную речь и кинулся заваривать чай. Поэтому собеседники не смог­ли насладиться, как он сам любил выражаться, цветами его красноречия.

Все обрадованно смотрели то на реку, то друг на дру­га и не могли себе представить, что стихия, ворочающая сейчас с пушечным грохотом стопудовые камни, может через несколько часов утихомириться.

Под грозный рёв реки лагерь быстро погрузился в сон.

Доктор лежал совершенно обессиленный под холод­ной скалой и щурил глаза на очень далёкую, багровую, никак не хотевшую гаснуть вершину Хазрет Султана. Вдруг мимо прошёл слегка прихрамывая Амирджанов, тот самый Амирджанов, которого сегодня вечером вели под руки и чуть не несли на руках.

—  Товарищ Амирджанов, куда это вы? — спросил доктор.

Амирджанов резко повернулся.

—  На архаров... Свежего мясца захотелось.

—  Ночью? Чепуха. Да вы забыли приказ. Ведь стре­лять нельзя...

—  Для меня его приказы... ффу! Я сам себе хозя­ин. — И Амирджанов зашагал по тропинке.

Весь дрожа от напряжения, доктор поднялся с камня, но его опередил Алаярбек Даниарбек. Невидимый до сих пор собеседниками, он выступил из глубокой щели в ска­ле, где прятался от пронизывающего ветра, и загородил своим приземистым телом тропинку.

—  Плохой день станет хорошим, — проговорил с тру­дом Алаярбек Даниарбек, не обращаясь ни к кому, — плохой человек не станет хорошим.

—  Охота сейчас не к месту, — примирительно бросил вдогонку Амирджанову доктор,