Набат. Книга первая: Паутина

В руках у Петра Ивановича оказалось письмо, подписанное самим Усманом Ходжаевым.

Он писал вожаку бухарских джадидов Махдуму из-за границы.

В письме подробно излагались недавние события в Душанбе.

«Все шло хорошо, — говорилось в письме, — Энвер прибыл в Душанбе. Даниар уже приступил к разоружению большевиков, и вдруг… все дело поломал какой-то сумасшедший командир Гриневич. Большевистские солдаты оказали сопротивление. Ибрагим, угрожая, заявил: „Сейчас у меня союз с большевиками, и я с их помощью перережу проклятых вероотступников джадидов. Порежу джадидов, а потом прикончу большевиков“. „Нож дошел до кости“, и пришлось нам — Энверу, Али Ризе, Даниару и всем — покинуть Душанбе». Ныне, судя по письму, сам Усман Ходжаев пребывал за границей, в некоем очень уважаемом и знаменитом городе и «трудился не покладая рук над возвеличением идеалов свободы, готовя совместно с уважаемым и достойным человеком Саибом Шамуном удар нечестивым большевикам Бухары и Самарканда, в чем принимают самое решительное участие весьма почтенные люди из джадидов».

Усман Ходжаев сообщал, что «Измаил Нанвой — человек храбрый и преданный нашему делу — расскажет, когда Саиб Шамун прибудет в Самарканд для действий и какую помощь необходимо оказать самаркандцам, кующим мечи и навастривающим стрелы с тем, чтобы к приезду Саиба Шамуна все было наготове».

Усман Ходжаев устанавливал связи с англичанами и эмиром и предлагал через Махдума свое посредничество председателю совета назиров.

Письмо содержало множество имен, фактов. Усман Ходжаев много путал, перемежая свои мысли благочестивыми отступлениями, ссылками на коран, но из письма явствовало, что многие из работников Бухарской народной республики, и в том числе некоторые назиры, участвовали в подготовке мятежа. Усман Ходжаев обнаглел до того, что все имена писал совершенно открыто.

Бумага жгла руки Петру Ивановичу, и он все больше мрачнел.

— Наделали вы дел, друг Алаярбек Даниарбек.

Но Алаярбек Даниарбек по теплым ноткам в голосе доктора понял, что он совсем не сердится, а, напротив, очень доволен.

— Ничего себе документик. Седлайте лошадей.

— Мы куда-нибудь поедем?

— Да, кстати, достань-ка мне наган, он там в столе на обычном месте.

— И куда мы поедем, Петр Иванович?

Раздался стук. Алаярбек Даниарбек начал пятиться назад, смотря на дверь так, как будто оттуда должен был ворваться по меньшей мере дракон.

— Кто там?

— От председателя совета назиров. Здесь живет доктор?

— Да! — громко сказал Петр Иванович.

Он впустил в комнату человека. Это был милиционер в мерлушковой шапке, при шашке.

— Вас просит к себе срочно, немедленно председатель.

— Что случилось?

— Не знаю, вас требуют.

— Хорошо, подождите… Я соберусь.

Уже садясь на лошадь, доктор успел незаметно шепнуть Алаярбеку Даниарбеку:

— Видите, до чего доводят намазы да омовения. Отвезите бумагу в Особый отдел Пантелеймону Кондратьевичу, да быстренько.

Глава тридцать первая

Рождение отряда

Сколько бы ты ни приобретал знаний,

Если ты не применяешь их в жизни — ты невежда.

Абу-Али Ибн-Сина

— Кобыла с волком тягалась, — проговорил слабым голосом Файзи, — один хвост да грива остались.

Он склонился к очагу и начал раздувать угли. Окоченевшие пальцы не слушались, и ему все не удавалось как следует подложить хворостинки в огонь. Файзи заметил зловещую улыбочку на лице Юнуса и испугался, что сейчас друг раскричится.

Но Юнус смотрел прямо перед собой на потемневшую от времени и дыма стенку и не отвечал. Он не видел ни очага, ни друга, ни стены. Он думал.

Молчание успокоило Файзи. Он оторвался от очага и, стараясь придать своим словам всю язвительность, на какую был способен, заговорил:

— Ты, брат Юнус, всегда смахивал на аиста, а смотри, сухопарый, на кого стал похож с тех пор, как не виделись: на фараонову мумию. Совсем тощий, тщедушный. Раньше ты силу имел в жилах, а сейчас что осталось?..

— Ты на себя, брат Файзи, оглянись. Шкура у тебя выдубленная, мяса на костях вроде совсем не осталось.