Набат. Книга первая: Паутина

— Справедливости! Мусульмане! — надрывался Хаджи Акбар. — Вот он, проклятый безбожник, презревший древние законы и обычаи. Вот он, проклятый должник. Смотрите на него, причинившего мне, честному купцу, разор и убытки. Он мой батрак, задолжал мне за три года. Пятьсот тенег должен он! Добротный халат должен он. Одеяло должен он. Тащите его в долговую яму…

— Замолчи! — стараясь заглушить его вопль, говорил Файзи. — Ты ума, что ли, решился?

— Смотрите, — сварливо вопил бай, — он меня оскорбляет. Он же, проклятый, погряз в долги по уши и еще называет меня сумасшедшим. Помогите, помогите!

Файзи видел тянущиеся к нему кулаки. На поводьях коня уже повисли какие-то молодчики. Базарная толпа теснилась, напирала, раскачиваясь, точно единое огромное животное, в узком проходе между лавчонками и чайханами. Чьи-то руки вцепились в ноги, в стремена, тащили Файзи на землю.

— Дьявол, большевик, — не унимался Хаджи Акбар, — бейте его, арестуйте его.

Многоголосая толпа вторила ему. Торгаши высыпали из лавок. Море чалм, шапок, багровых физиономий, разинутых ртов, выпученных глаз ходило ходуном. Летели комья глины, конский навоз. Файзи вместе с конем швыряло взад и вперед.

«Что делать? — мысли вихрем мчались в мозгу. — Ясно, все продумано, подготовлено. Хотят расправиться. Враги пронюхали о выступлении отряда и хотят помешать! В клочья растерзают, проклятые. И никто не ответит. Скажут: базарная толпа».

Решение созрело мгновенно.

Толпа ахнула. Файзи уже стоял на седле, как заправский джигит. «Молодость вспомнил», — внутренне усмехнулся Файзи. Удивительно, он мог еще шутить сам с собой. Он бросил повод, ухватился за балки навеса чайханы и в один прием, ловко подтянувшись, оказался на крыше.

Крики смолкли. Пораженная толпа безмолвствовала. Вопли замерли в горле Хаджи Акбара. Выпучив глаза, смотрел он на темный силуэт Файзи на сером небе.

Воспользовавшись наступившей тишиной, Файзи поправил на себе гимнастерку и обратился к толпе:

— Эй, эй! Почему вы слушаете крикуна? Один осел завопил «и-а! и-а!» — и все за ним вопят. Кто он? Крикун-живоглот, людоед. С кого он драл шкуру? С вас. От кого кровавыми слезами плачут ваши голодные детишки? От него. Кто довел до голодной смерти тысячи людей? Он. И теперь все кричат вместе с ним: «Бей!» Что случилось?

— Файзи! — позвал издалека голос. — Да это наш Файзи!

Кричал Пантелеймон Кондратьевич. Он неожиданно возник в конце улицы над головами толпы. Он ехал на коне.

— Разойдись! — скомандовал он и врезался в толпу.

Он приказывал так повелительно, что люди расступились, прижались к стенам домов и дувалов и дали ему возможность свободно доехать до чайханы, на крыше которой все так же стоял во весь рост Файзи. Только Хаджи Акбар остался посреди дороги, тараща испуганно глаза на приближающегося всадника.

— А, старый знакомец! — закричал Пантелеймон Кондратьевич, только теперь заметив Хаджи Акбара. — Железнодорожный зайчик! Попался наконец.

Хаджи Акбар странно пискнул, подхватил полы халата и кинулся прочь. Он бежал, смешно вскидывая ноги и шлепая по грязи каушами так, что во все стороны летели брызги. Мгновение — и он исчез за углом. Никто не успел даже и слова сказать.

Дав шпоры коню, Пантелеймон Кондратьевич рванулся за ним. Но где было искать его в толпе!

— Утек, собака, — проговорил беззлобно командир и повернул обратно. — Давай, Файзи, слезай! Что ты забрался так высоко? — Пантелеймон Кондратьевич подтянул за повод коня Файзи поближе, и Файзи легко соскользнул с крыши прямо в седло.

Только что вопившая грозная толпа молчала. Люди тупо, с недоумением взирали на Файзи, на Пантелеймона Кондратьевича. Многие сконфуженно переминались с ноги на ногу.

— Ну-с, инцидент исчерпан, — громогласно заявил Пантелеймон Кондратьевич, — поехали, товарищ Файзи.

Глава тридцать вторая

Обыкновенный плов

Благосклонность султана — ласка тигра.

Пословица

Оттого змея жалит ногу пастуха, что боится, как бы он не разбил ей голову камнем.

Махмур

— Мой хозяин поехал к большому начальнику… самому раису назиров… Понял?.. Приглашен на плов к самому раису Бухары… всей Бухары.

Круглые глаза хаджиакбаровских работников еще более округлились. Сам Хаджи Акбар исчез куда-то, очевидно приказав слугам не спускать глаз с Алаярбека Даниарбека и докторской квартиры. Они сидели на завалинке у ворот и старались изобразить на своих лицах полное равнодушие с таким усердием, что и ребенок мог понять, чего им надо.

Но Алаярбек Даниарбек уже успел выполнить поручение доктора и потому сохранял безмятежность чувств и мыслей.

— К-хм, не знаю, умеет ли только раис назиров готовить плов? — весьма любезно продолжал он разговор.

И без того выпяченные жирные губы Алаярбека Даниарбека еще более оттопырились, что означало у него предельное презрение, а глазки его пронзили собеседника насквозь.

— А вы, почтенные, когда-нибудь едали плов, изготовленный у нас в Самарканде?