Наблюдая за китами

Мы терпеливо ждали в стороне, готовые резать и собирать образцы. Нам надавали много советов по безопасности: на платформе сколько угодно возможностей лишиться пальца, получить уродливую рану от случайного удара ножа или свалиться через одно из отверстий в палубе в котел внизу, чья массивная стальная пасть растирает кости и ворвань в горячее пюре. Боб, отличный переговорщик, с явным удовольствием обращался к команде обдирщиков: «Вы не возражаете, если мы заберем эту артерию после того, как вы закончите?» или «Нам бы хотелось фотографировать этот пучок мышц, прежде чем вы его отрежете».

В безветренные дни густой аромат из котлов наполняет всю платформу – попробуйте представить себе тонны кошачьего корма, оставленного на жарком солнце, – и навсегда въедается в вашу одежду. И в ноздри.

На станции в Хваль-фьорде я словно проваливался в дыру во времени: вокруг шипят паровые лебедки размером с автомобиль, работники в комбинезонах и шипованных сапогах расхаживают вдоль вытащенного на сушу финвала. Так могли выглядеть китобойные фабрики прошлого где-нибудь в Южной Георгии. Даже последовательность разделки кита в точности позаимствована из тех дней: у кита, лежащего на левом боку, сначала срезают горловой мешок, потом отделяют челюсти, затем, работая в направлении хвоста, вынимают органы из грудной клетки и брюшной полости, потом отрезают голову и все это время аккуратно срезают темно-пурпурное мясо со спины и хвоста, спуская его по желобам для немедленного замораживания. Технология китобойного промысла с середины ХХ в. почти не изменилась, хотя китов в Исландии убивают в куда меньших масштабах.

За несколько недель в Хваль-фьорде мы обработали, измерили и взяли образцы органов более чем 20 финвалов. Мы уже не надеялись провести хотя бы одно полное вскрытие, но, сделав десятки частичных, замечали различия в анатомии отдельных особей. Другие сотрудники лаборатории Боба занимались своими проектами: измеряли хвостовые и грудные плавники или элементы сосудистой системы. Мы с Джереми изучали головы. У нас уже выработался определенный ритм: мы работали, когда китов привозили на площадку, и отдыхали, когда лодки выходили в море. Иногда китов привозили среди короткой исландской летней ночи, и мы работали при свете странных сумерек, порой за смену рассекая и переворачивая куски тканей двух, трех, а то и четырех китов. Выручал кофе. За один сезон в Исландии мы повидали больше внутренностей китов, чем многие наши коллеги за всю жизнь.

Мы с Джереми хватались за каждую возможность, как будто она была последней, и ныряли в этот жуткий театр разделочных ножей и стальных тросов, чтобы сфотографировать расположение конкретной мышцы или взять образец. Каждый раз мы намечали себе только один объект: то складчатый горловой мешок, то строение нёба. Каждая туша, поднятая на платформу, давала новую возможность сделать открытие: в 20 метрах кита нет ничего неинтересного. Крупные киты не похожи на небольших дельфинов, которых можно вскрыть контролируемым образом в лаборатории с помощью обычных инструментов. Почти каждый раз, когда мы вскрывали финвала в Хваль-фьорде, у нас была возможность ответить на какой-нибудь базовый вопрос о внутреннем строении этих огромных животных, ведь у сравнительных биологов вроде нас никогда не было на это ни времени, ни возможности.

Многое из того, что мы обрабатывали и наблюдали, никогда даже не упоминалось в опубликованной литературе[207]. Лучшим монографиям об анатомии китов уже более 100 лет, и по ним можно лишь приблизительно ориентироваться в строении лежащего перед вами гиганта[208]

. Разглядывая, как мышцы соединяются с костями или как нервы проходят под жировой тканью, мы щелкали фотоаппаратами или строчили в заляпанных китовым жиром блокнотах. Каждая страница таких изображений, измерений и заметок чуть приподнимала завесу тайны над строением этих животных. Отложив на минуту китовые челюсти и головы, мы наугад заглядывали в грудную полость финвала и часто в буквальном смысле нащупывали вопросы, для ответа на которые каждый раз пришлось бы писать диссертацию. К примеру, легкие кита занимают верхнюю часть грудной клетки, как пузырь верхнюю часть бутылки вина. Какой объем воздуха необходим, чтобы наполнить эти легкие? Как быстро они наполняются?[209] Ответы до сих пор не найдены, а ведь от этого зависит, как долго кит может находиться под водой, сделав один вдох, от чего, в свою очередь, зависит то, как долго он может кормиться[210].

Или взять сердце – почему кровь, поступающая в мозг кита, проходит не через сонную артерию, как у любого другого млекопитающего, а через так называемое чудесное сплетение – сеть мелких сосудов, расположенных в шейных позвонках?[211] А почему диафрагма кита – мышечный слой, отделяющий грудную полость от желудочной, – ориентирована диагонально относительно тела?