Наблюдающий ветер, или Жизнь художника Абеля

После уроков за девочками приезжали двуколки, и Кристиен оставалась одна. Так продолжалось несколько лет. За это время маленькая «индо» снова успела почувствовать себя на границе двух стихий. Эта разделительная линия словно разрезала ее на две части.

Потому что после занятий Кристиен становилась обыкновенной туземной служанкой и отправлялась в свой сарай.

Ну а куда еще?

Правда, на нее возложили особые обязанности. Она помогала кухарке с покупками, потому что умела считать. Владея четырьмя правилами арифметики, Кристиен стала вести расходные книги. Во всяком случае, помогать в этом сестрам, потому что кранин был уволен и скрылся в неизвестном направлении.

Потом Кристиен крестили, и она прошла конфирмацию.

Несмотря на это, сестрам по-прежнему казалось, что с девочкой что-то не так. В ней чувствовалась какая-то пугающая неопределенность, неоформленность. К тому же она была некрасива – с грубыми, тяжелыми чертами, широкой нижней губой и плоским носом. Кристиен напоминала расплывшуюся черную тень или тяжелую тучу, нависшую над саванной в преддверии муссонного ливня.

Чаще всего «индо» пребывала в мрачном настроении, однако случались у нее и приступы веселья. В таком состоянии она неуклюже приплясывала под доносившуюся с берега музыку гамелан.

Дети из пристройки для слуг смеялись над ней и подражали ее движениям, за что Кристиен шлепала их пониже спины. Она ведь была крупнее их всех.

Но вскоре она возвращалась в обычное заторможенное состояние. Сестры переглядывались: что-то было не так с этой девочкой.

Она и сама это замечала. Кристиен чувствовала, что в ней заложена какая-то ошибка, более глубокая, чем неудачный цвет кожи или форма глаз.

Но однажды – Кристиен было тогда около одиннадцати лет – она пропала из монастыря. Никто не знал, куда подалась малышка. Она исчезла бесследно. Прошло несколько недель, и монахини разволновались не на шутку: они ведь отвечали за «индо», даже если знали наперед, какое будущее ожидает эту девочку. Сестра Береника лично отправилась в полицию.

Спустя некоторое время Кристиен привели – грязную, пахнущую болотной тиной, со спутанными волосами и в разорванном платье. Ее руки были исцарапаны, на лице кровоточили свежие комариные укусы. Очевидно, она спала под открытым небом. Но признаться, где именно, так и не пожелала.

Сестра Береника несколько часов допрашивала ее в кабинете. Девочка упорно смотрела в пол, шаркая ногой, словно думала о чем-то своем. Ее черные глаза оставались непроницаемыми.

– Что случилось? – допытывалась сестра Береника. – Тебя кто-нибудь обидел, с тобой плохо обходятся?

Девочка мотала головой и молчала.

На этом ее обучение в школе закончилось. После случившегося допустить ее в общество белых девочек было невозможно. К такому выводу пришла сестра Береника за время беседы и тут же объявила его холодным тоном, потому что была не на шутку возмущена. Кристиен сидела, съежившись в комок, в ротанговом кресле: плечи подняты, грязные пряди свисают на лоб. Сестра заметила, что из открытого рта девочки стекает струйка слюны, и поежилась от омерзения.

Так Кристиен снова вернулась в мир туземцев. Из слуг, некогда видевших голландского солдата, постучавшегося в монастырские ворота, оставалась только кухарка. Она была единственным темнокожим свидетелем этого события.

Но от старости память ее выцвела, как и волосы. И когда девочка расспрашивала ее о Дирке Феннеме, старуха, как ни силилась, не могла сказать ничего вразумительного. Глаза ее блуждали. Губы дрожали над черным провалом рта. Но Кристиен не видела вокруг никого, кому еще могла задать свои вопросы.

Девочка не отступала. Как долго сидел солдат с ней на руках под варингиновым деревом? Кухарка ни в чем не была уверена. Ведь он мог уйти не попрощавшись, «оранг бланда» иногда делают так.

Старуха потирала подбородок узловатыми пальцами.

Но в этот момент глаза Кристиен загорелись. Казалось, еще немного, и она набросится на старуху с кулаками. И костлявая рука взметнулась в воздухе. Да, она вспомнила! Солдат сидел долго, он ждал, пока девочка заснет, – так трудно ему было оставить свою дочь. Он как мог оттягивал момент расставания.

Он выглядел совсем молодым, почти мальчик, с золотыми, как солнце, волосами и глазами голубыми, как земляные орхидеи. Он обещал всем, в том числе и кухарке, что вернется за своей анакой. Он любил свою ньяи и ее ребенка, очень хороший «оранг бланда». Ничего подобного кухарка не могла припомнить на своем веку.

В тот год, когда кухарка умерла, сестра Береника навсегда вернулась в Голландию. Перед тем как покинуть Сурабаю, она подыскала Кристиен место гувернантки в одном голландском доме.

Так в четырнадцать лет Кристиен навсегда ушла из монастыря. Урсулинки честно выполнили данное солдату обещание, хотя так и не получили от него ни единого флорина. Девочка знала грамоту и умела считать, говорила по-голландски и прошла конфирмацию. Теперь она снова пересекла границу и ступила на территорию белых.