Наблюдатель

Хороший вопрос. Шестнадцать лет назад Гарланд Бентли повел себя омерзительно. Но он не убивал свою дочь и не пытался скрыть ее преступление. И все же я с трудом представлял, что снова смогу заниматься делами этого человека и делать вид, будто ничего не произошло.

— Я даже не уверен, что хочу и дальше быть адвокатом, — признался я.

Макдермотт смерил меня долгим взглядом, словно ожидал эффектного завершения фразы.

— Ну и ладно! — Он махнул рукой. — А сейчас проваливайте к дьяволу, Райли! И позаботьтесь о Шелли.

Я посмотрел в комнату для допросов, где неподвижно сидела Наталия Лейк. Полицейские могли пойти на поводу у прессы и предъявить ей обвинение. Я мог бы выступить в качестве свидетеля, так как получил достаточно информации от нее, Козловски и других людей. Разумеется, это были слухи, но в любом правиле есть исключения. К тому же участника сговора всегда можно привлечь к ответственности, если доказать наличие этого самого сговора…

Я мысленно осекся.

Ставь под сомнение все улики. Макдермотт прав. Я адвокат до мозга костей. Это у меня в крови. Это все, что я умею. И единственное, чем я хочу заниматься.

Я покинул полицейский участок, и в этот раз ничего не сказав репортерам.

Только не сейчас. Возможно, никогда.

ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ

Среда 30 июня 2005 года

Глава пятьдесят четвертая

Мы с Шелли на неделю сняли президентский номер в «Гранд-отеле», заказывали себе завтрак в номер, ходили на пляж, смотрели достопримечательности и ужинали в дорогих ресторанах. Для интимного общения нам также удавалось найти время, но слову «спать вместе» мы придавали совершенно новое, современное значение. Мы просто спали. По десять часов в сутки.

Шелли быстро шла на поправку. Восстановиться после того, как на тебя напали в собственном доме, а затем похитили, очень непросто, даже если твоя память затуманена. Шелли требовалось время, чтобы прийти в себя и побороть свои страхи. Мы гуляли по городу и ходили на пляж, но только в светлое время суток. Каждый вечер, сам того не сознавая, я отводил ее на просторную территорию «Гранд-отеля». Я понимал, что мы приехали сюда не ради достопримечательностей. Это был своего рода побег.

На четвертый день я проснулся в девять часов утра. Шелли только что вышла из джакузи, завернувшись в полотенце. Я открыл глаза и увидел, что она пристально смотрит на меня. В ее взгляде я заметил настороженность, опасение. Я сказал ей: «Доброе утро», — она ответила мне тем же и отвела взгляд.

В дверь постучали, и Шелли вздрогнула.

— Ах, наверное, принесли завтрак. — Она рассмеялась, но я понял, что ей совсем не весело.

Я накинул рубашку, подошел к двери и дал чаевые курьеру. Положив в рот ложку мюсли с фруктами, я прожевал и проглотил их, но не почувствовал вкуса. Шелли вертела в руках кусок тоста и смеялась над моими шутками, но вела себя очень сдержанно. Она была бесстрастна и холодна, как солнце, восходящее на востоке. Теперь я почувствовал это особенно остро, даже сильнее, чем в тот момент, когда Шелли решила расстаться со мной, потому что тогда я еще надеялся, что она вернется ко мне.

Я принял душ, надел летние брюки и рубашку с короткими рукавами и проводил Шелли в спа-салон, где заказал для нее целый комплекс косметических процедур. Массаж, уход за лицом и тому подобное. Сначала она возражала, и весело рассмеялась, когда ей предложили сделать педикюр, но узнав, что процедура включает массаж ног, — согласилась. Шелли хотела, чтобы ей помогли расслабиться, а не просто баловали ее.

Я, как и подобает галантному кавалеру, проводил ее до дверей спа-салона, но она чувствовала, что я стараюсь держаться рядом, чтобы защитить. И не ошибалась.

— А что ты будешь делать сегодня утром? — спросила она.

— Мне нужно кое о чем подумать.

Она кивнула и повернулась к двери.

— Шелли.

Она оглянулась и спокойно посмотрела на меня. Пауза затянулась слишком долго, Шелли, заметив мои колебания, поняла, что я хочу сказать, и приготовилась к самому худшему.

— Давай передвинем время отлета, — предложил я. — Чтобы мы могли улететь завтра утром.

Она посмотрела мне в глаза.

— Ты должна вернуться к своей жизни, — добавил я. — А я — к своей.

Некоторое время Шелли размышляла, и хотя вслух ничего не говорила, я видел, что она приняла решение. Я знал Шелли Троттер лучше, чем она себя. И мне была известна разница между желанием быть с кем-то и страхом остаться в одиночестве, а также между любовью и влюбленностью.

Я молча вернулся в мой номер. Мне было больно, но я обязан быть честным с ней, хоть эта честность и лежала у меня на сердце тяжелым грузом.