Наблюдатель

— Что я знал о Кассандре Александре Бентли? У нее был мучительный роман с профессором колледжа. Она была подвержена частой смене настроений. Узнав, что Гарланд является отцом девушки, которую она считала кузиной, а затем о романе Гарланда с Элли, она, образно говоря, лишилась рассудка. Кэсси ворвалась в квартиру Элли, когда увидела, как оттуда выходит ее отец, и вышибла ей мозги. Это все правда?

Из-под солнечных очков потекла слеза. Гвендолин вытерла лицо, ее рот скривился, но она по-прежнему не шевелилась.

— Посмотрите на меня, — тихо произнес я, — и подтвердите, что все сказанное мной — правда.

Она судорожно вздохнула, всхлипнула и откашлялась. Через некоторое время сняла солнечные очки и посмотрела на меня красными влажными глазами.

— Хорошо, — кивнул я. — И не было никакой беременности. Никакого аборта. Это было всего лишь предположение. И та история с вторжением в Шервудский медицинский центр. Все думали, будто вор хотел украсть тест на беременность, или записи об аборте, или результаты теста на отцовство. Но все это чушь, не так ли?

Она ничего не сказала.

— Однако эта версия казалась вполне убедительной. Эвелин Пенри проглотила ее. Полиция тоже. Даже я поверил. — Я перевел дух. — А потом рассказал вам, когда приехал повидать вас в доме на озере.

Она была достаточно умна, чтобы по-прежнему сохранять молчание.

— Вот тогда я и подсказал вам идею, которую вы тут же развили. Вы обсудили все с Наталией, чтобы ваши версии звучали одинаково. На следующий день вы обе пришли к нам, «по доброй воле», и рассказали, как Кэсси Бентли забеременела и сделала аборт. Вы хотели, чтобы мы вам поверили. Хотели, чтобы мы поверили вам, потому что в этом случае профессор Олбани выглядел виновным. Это ведь план Наталии, правда? На случай если что-то пойдет не так?

«Уничтожим Олбани…»

— Но это ложь, не так ли?

Она отвела взгляд и задумалась.

— Значит, я прав, — уверенно заявил я. — Вы должны были убедить меня, что я на правильном пути.

— На правильном пути. — Она рассмеялась, но в ее смехе чувствовалась горечь. — Хотите сказать, знаете, кто убил Кэсси?..

— Нет, так дело не пойдет.

Гвендолин осторожно посмотрела на меня, склонила голову набок и прищурилась. Теперь она наконец все поняла и испугалась, словно стены роскошного особняка стали вдруг смыкаться вокруг нее.

Гвен встала и огляделась по сторонам, будто искала убежище. Наконец повернулась ко мне. Выражение ее лица изменилось. Возможно, теперь я внушал ей страх.

— Вам понравилось, что Козловски сотворил с Шелли? — спросил я. — Или его идея с бензопилой? И несчастная девушка в ванной?

Она отвернулась. Хотя и не ответила, но явно оценила мою иронию. Наверняка подумала что-то вроде: «От старых привычек трудно избавиться».

Признаться, я не сразу догадался об этом. Но я всегда умел сводить концы с концами.

Во-первых, убийство в ванной, где от тела осталась лишь не поддающаяся опознанию кровавая груда из мяса и костей.

Во-вторых, записка Козловски: «Веди себя хорошо, и она тоже не умрет».

Почему «тоже»? Кого еще он имел в виду?

И наконец, объяснение Козловски, как Чианчио удалось обо всем догадаться: той ночью в Шервудском медицинском центре Чианчио дал Козловски ключи и оставил его одного, чтобы тот мог совершить кражу. Лео сказал мне, что Чианчио все понял лишь после того, как полиция приехала в центр во время расследования дела Бургоса.

Но у полиции была лишь одна причина приехать туда после обнаружения тела.

— Пару недель назад, — продолжил я речь, — мне довелось беседовать с Гарландом. Мы обсуждали отвлекающий маневр с Шервудским медицинским центром. Я спросил, не лечилась ли там его дочь. И знаете, что он мне ответил?

Гвендолин замерла. Разумеется, она не знала ответа, но, казалось, вопрос заинтересовал ее.

— Я понял, что он понятия не имел, где лечилась его дочь. Но знаете, он кое-что вспомнил. Вспомнил, как водил ее в этот центр лечить зубы, когда она была маленькой.

Ее лицо исказила гримаса страха. Плечи задрожали.

— Вы тоже помогли нам, — кивнул я. — Когда описывали реакцию Кэсси, увидевшую, как отец выходит из квартиры Элли Данцингер.

Она всхлипнула и кивнула. Думаю, впоследствии она сама это поняла.

«Вы и представить себе не можете, насколько это омерзительно, гадко…», — сказала тогда она.

Слишком личное, слишком эмоциональное высказывание для человека, который знал о случившемся с чужих слов.

— Наталия отправила вас в Париж. На той же неделе, в среду. Полагаю, все было примерно так, как вы и описали… Вы были подавлены. На грани. Не знали, что происходит. И не знали, что должно произойти.

— Конечно, я не знала. — Она посмотрела на меня. — «На грани» — это подходящее выражение. Я была сбита с толку, напугана и накачана лекарствами. Я была как зомби, когда садилась в самолет.

Я поверил. Примерно так я себе и представлял.

— А вы не удивились, когда увидели ваш паспорт?

Она покачала головой:

— Наверное… я должна была удивиться… Но нет.

Она без проблем добралась до Франции, где могла чувствовать себя в безопасности, потому что правительство этой страны не выдает преступников.