— Я с Мухтаром занимаюсь, товарищ майор. Вольер чистил, пса выгуливал, вычесывал. Переоделся в сменку. Мундир, как и Родину, беречь надо…
Раздались сдавленные смешки, громче смеяться побоялись.
— Родину будешь, мать нашу, любить в свободное от службы время, Морозов! А у нас служба, ядрен пистон! Завтра никаких вычесываний и гуляний. Чтобы в форме был. И Мухтару скажи, чтобы не гадил слишком, чтобы вольер чистый оставался во время приезда проверяющих. Понял?
— Есть передать Мухтару, чтоб не гадил!
Снова смешки, а Кулебякин поморщился, но промолчал. Формально я ничего не нарушил и ответил по уставу.
— Да, и еще… — проговорил майор, почесывая грустные, с опустившимися кончиками усы. — Подполковник физо будет проверять и стрельбы… Баночкин!
— Я!
— Суп из муравья! Все жрешь и жрешь, Баночкин. Вот скажи мне, товарищ старший лейтенант, как ты бег-прыг будешь сдавать? Ты пробежать больше ста метров-то вообще сможешь? Или нет?
И смотрит. Все по принципу — унижай и властвуй.
— Так точно, товарищ майор! — вытянулся Миша в струну, но по причине его широких габаритов вместо струны получился овал.
— Что — так точно? Я спрашиваю, сможешь норматив сдать?
— Сдавать буду. Но вряд ли сдам, товарищ майор. Еще ни разу не сдал, — прямо ответил Михаил.
— Тьфу ты, ядрен пистон! Вот из-за таких как ты отдел по физо пролетит. И я до пенсии не доработаю. С вами, обалдуями, хрен доработаешь!
Я наклонил голову к кадровичке, что чудесным образом оказалась прямо бок о бок со мной в строю, и шепнул:
— А когда шефу на пенсию?
— И не надейся, — улыбнулась Мария Антиповна. — Она давно у него выработана, он всегда так говорит, хорохорится, а сам никогда не уйдет на отдых, будет работать, пока маршал на горе не свистнет.
— Разговорчики! — зыркнул на нас майор, бодро и осуждающе. А потом вдруг в секунду сник и продолжил уже голосом, наполненным лёгким трагизмом: — Как вы физо сдавать будете, товарищи? Вы когда последний раз на турнике болтались? У нас и по служебно-оперативной деятельности показатели не ахти, если еще и физуху завалите… И стрельбу… Эх!
Майор махнул рукой, снял фуражку, вытер рукавом взмокший лоб и уже тихо добавил, но мы услышали, потому что стояла гробовая тишина, лишь кузнечики стрекотали и воробьи чирикали:
— И вот еще… Вы уж постарайтесь, товарищи, не оплошайте. С проверяющим не скальтесь, нормативы из себя выжимайте, будто вы в окопах, а за вами Москва. Если отдел завалится, полетят головушки. Вы думаете, меня уберут и кого-то лучше поставят? Новая метла придет, и половина из вас вообще не усидит. Я вас как облупленных знаю, хоть и ругаю и матом крою, но без этого ведь вы вообще на шею сядете, и броневик наш не поедет. Так что, ребятушки… постарайтесь, не оплошайте…
Все как-то сочувственно и проникновенно вздохнули, повесив носы, и раздумывали над тем, что майор, оказывается, и нормально разговаривать может, но… Тут раздался его окрик.
— Ну что раскисли⁈ Ядрен пистон! — гаркнул начальник. — Задача ясна? Разойтись по рабочим местам!
И все разошлись, а Мария Антиповна задержалась.
— Что же ты, Саша, на кофе не заходишь? — прожурчала она, накрутив на пальчик сверкающий на солнышке бронзовый локон.
— Да все некогда, — улыбнулся я. — Кручусь как волчок — в мыле бочок… А что там за проверка к нам грядет? Договориться нельзя? Ну там, в баньку свозить, в ресторан сводить? По-человечески чтоб…
Хотел еще добавить про девиц с низкой социальной ответственностью, но промолчал. Проститутки, конечно, в СССР были. Особенно в «Интуристе», в столице. Там их непосредственно КГБ крышевало, чтобы иностранцев через ночных бабочек под колпаком держать. А как с этим дела обстоят в Зарыбинске, я не знал. Город, вроде, тихий, некриминальный, но, с другой стороны — один оборотень в погонах уже имеется…
— Всегда так и делали, — по-деловому кивнула Мария Антиповна. — Умасливали комиссию. Вот только слушок пришел из области, что в этот раз нас по полной хотят… проверить.
— С чего это вдруг? — нахмурился я. — Кому нужен ГОВД Зарыбинска?
— Если проверяющий не пьет водку, не парится в бане, не горланит в ресторане и не выпивает с женщинами — значит, это кому-то нужно, а не он такой весь правильный…
— И кому же?
— Никто не знает, — перешла на шепот кадровичка. — У меня у самой в бумагах бардак. По воспитательной работе пункты плана не писаны с прошлого года. Личные дела не сшиты, запросы не отправлены, характеристики и представления не подбиты… Так что ждем проверочки, скрестив пальчики… Хи-хи.
Она сделала нарочито легкомысленный вид.
— Ого, не знал, что у тебя столько работы. А ты молодец, не унываешь.
— Я еще и комсорг — собрания, заседания, всякие протоколирования. Все свалилось на хрупкие женские плечи. Никто не пожалеет, — она кокетливо взглянула на меня. — Ведь у нас как говорят? В милиции женщин нет — у нас все сотрудники.
— Неправильно говорят, — мотнул я головой, мы остались уже одни во дворике.
А потом я пригляделся и увидел Трубецкого. Он стоял в кустах сирени и курил, поглядывал на нас, хотя делал вид, что просто любуется ветками и забором с колючей проволокой.