Начало бесконечности. Объяснения, которые меняют мир

ПЛАТОН пишет: «Мы можем познать истинный мир за гранью иллюзорного мира ощущений. Но только через величественное искусство философии».

ХЕРЕФОНТ: Сократ, я думаю, с тобой действительно

говорил бог, ибо у меня сложилось сильное впечатление, что сегодня благодаря тебе я мельком увидел божественную истину. Мне потребуется немало времени, чтобы перестроить свои представления с учетом этой новой эпистемологии, которую он тебе открыл. По-видимому, это чрезвычайно перспективный и важный предмет.

СОКРАТ: Да, действительно. Мне и самому нужно перестроить свои представления.

ПЛАТОН: Сократ, тебе не помешало бы все это записать, вместе со всеми твоими остальными мудрыми мыслями, на благо всего мира и потомков.

СОКРАТ: В этом нет нужды, Аристокл. Потомки здесь, они слушают. Вы все потомки, друзья мои. Зачем записывать то, что еще будут бесконечно подправлять и совершенствовать? Вместо того чтобы навсегда запечатлеть все мои заблуждения в том виде, в котором они существуют на определенный момент, я лучше предложу их другим в ходе двусторонних дебатов. Все ценное в этих дебатах выживет и будет передано дальше без моего участия. А все, что ценности не представляет, лишь выставит меня дураком в глазах грядущих поколений.

ПЛАТОН: Как скажешь, учитель.

Поскольку Сократ не оставил никакого письменного наследия, историкам идей остается только строить догадки о том, что он в действительности думал и чему учил, на основе косвенных свидетельств о его образе, запечатленном Платоном и несколькими другими современниками, чьи записи дошли до наших дней. Эта так называемая «проблема Сократа», и она порождает много споров. Одна из общепринятых точек зрения гласит, что молодой Платон достаточно верно передавал философию Сократа, но впоследствии он стал пользоваться образом Сократа преимущественно как средством для продвижения собственных взглядов; что в своих диалогах он и не собирался представлять истинного Сократа, а использовал их только как удобный способ выражения обоснований в форме полемики.

Возможно, мне стоит подчеркнуть, если это еще не очевидно, что я делаю то же самое. Я не намеревался в приведенном выше диалоге точно передавать философские воззрения исторических фигур Сократа и Платона. Я выбрал этот период истории и этих участников, потому что Сократ и его кружок внесли наибольший вклад в афинский «золотой век», который должен был стать началом бесконечности, но не стал. А еще потому, что одно мы о древних греках знаем точно: философские проблемы, которые они считали важными, с тех пор продолжают доминировать в западной философии. Как мы получаем знание? Как понять, что истинное от ложного, правильное от неправильного, разумное от неразумного? Знание какого типа (нравственное, эмпирическое, теологическое, математическое, доказательное…) возможно, а какое является лишь химерой? И так далее. И поэтому, хотя теория знания, представленная в диалоге, больше похожа на теорию, предложенную философом XX века Карлом Поппером, с некоторыми моими собственными добавлениями, мне кажется, Сократ бы ее понял и оценил. В каких-то вселенных, очень похожих на нашу того времени, он и сам об этом думал.

Я бы все-таки хотел дать один неочевидный комментарий по проблеме Сократа: мы обычно недооцениваем сложность передачи информации, равно как и Сократ в конце диалога, когда он предполагает, что каждый из участников безусловно понимает, что говорит другой, и в то же время записи Платона становятся все более ошибочными. В действительности, когда мы пытаемся донести новые идеи, даже в таких обыденных делах, как указание дороги, мы полагаемся на догадки как со стороны получателя, так и со стороны того, кто передает информацию, и этот процесс по сути своей подвержен ошибкам. Поэтому нет оснований ожидать, что молодой Платон, лишь потому, что был умным и хорошо образованным и по всем данным почти боготворил Сократа, передавал его теории с минимальным числом ошибок. Напротив, по умолчанию мы должны предположить, что неверные толкования там сплошь и рядом и что ни ум, ни намерение быть точным не могут от них застраховать. Легко могло статься, что молодой Платон неправильно понял все, что говорил ему Сократ, а в более зрелом возрасте Платон постепенно разбирался в этом все лучше и лучше, и поэтому надежнее будет отталкиваться от этого. А может, Платон зашел в неправильном толковании еще дальше и добавил свои новые ошибки. Чтобы провести различие между этими и многими другими возможностями, нужны свидетельства, доводы и объяснения. Это непростая задача для историков. Объективное знание хотя и достижимо, но дорога к нему трудна.