Начало опричнины

События 1553 г. получили различную оценку и истолкование в работах таких исследователей, как С.Б. Веселовский, И.И. Смирнов, А.А. Зимин. С.Б. Веселовский подчеркивал, что основной причиной династического кризиса явилась будто бы сложность вопроса о престолонаследии, запутанного поспешными действиями советников царя. В глазах многих людей Захарьины были недостаточно авторитетны, чтобы предотвратить повторение боярской смуты, неизбежной при малолетнем наследнике. Таким образом, бояре, поддерживавшие Старицких, руководствовались не мятежным духом и не симпатиями к этим последним; «у некоторых, по крайней мере, бояр были соображения государственного порядка, а не только своекорыстные»; замечательно, что ни бояре, ни княжата не использовали кризиса, чтобы добиться уступок в своих сословных и классовых интересах, и князья и бояре – «все препираются и думают только о том, «кому служити»³⁷⁰.

Противоположную оценку тем же событиям дал И.И. Смирнов. По его мнению, в 1553 г. имел место боярский «мятеж», княжеско-боярская реакция предприняла попытку открыто выступить против политики царя Ивана IV и захватить власть в свои руки. Старицкие готовили государственный переворот, но не решились пойти до конца, потому что реальная сила находилась в руках дворян-помещиков, активно поддерживавших Ивана Грозного.

Считая достоверным рассказ летописи об открытом мятеже в Боярской думе (12 марта 1553 г.), И.И. Смирнов высказывает мнение, что подавление «мятежа» означало тяжелое поражение княжеско-боярской реакции³⁷¹

.

В исследовании А.А. Зимина те же события получили иную трактовку. «События 1553 г., – пишет А.А. Зимин, – не были ни боярским мятежом, ни заговором. Царственная книга сообщает лишь о толках в Боярской думе»³⁷². Вопрос о присягу малолетнему наследнику вызвал резкие споры в думе. «Выяснилось, между прочим, что не хотели присягать князь П. Щенятев, князь И.И. Пронский, князь С. Лобанов-Ростовский, князь Д.И. Немой. Все они ссылались на то, что не хотели быть «под Захарьиными», причем первые трое предпочитали служить князю Владимиру Старицкому»

³⁷³.

А.А. Зимин без должной критики воспринимает тенденциозный отчет летописи относительно прений в Боярской думе и в то же время не придает серьезного значения сведениям о тайном боярском заговоре. По предположению А.А. Зимина, в дни кризиса Старицкого, возможно, поддерживали бояре князья Ф.И. Шуйский, П.И. Шуйский, А.Б. Горбатый и Ю.В. Темкин-Ростовский. Никаких фактов в пользу подобного предположения автор не приводит, но в дальнейших выводах оперирует им так, будто оно является полностью доказанным. «В ходе событий 1553 года, – утверждает А.А. Зимин, – перед нами отчетливо вырисовываются в составе Боярской думы две группировки: одну представляли ростово-суздальские княжата (Шуйские и их родичи), защитники прав и привилегий феодальной аристократии, другую – выходцы из среды старомосковского боярства и богатых дворянских фамилий, защищавшие правительственную линию на дальнейшую централизацию государственного аппарата и удовлетворение насущных нужд основной массы служилых людей»³⁷⁴

.

Таким образом, истоки династического кризиса А.А. Зимин ищет в столкновении между продворянскими элементами и князьями Шуйскими, лидерами титулованной знати.

Для верной оценки причин и значения событий 1553 г. необходимо критически использовать основной источник, приписки к тексту Синодального списка летописи и Царственной книги. Материал приписок имеет в различных своих частях совершенно неодинаковую степень достоверности (см. выше, стр. 28–33).