Начало пути

– Поняяятно, – раздумчиво протянул Иван. – Так ты в курсе чего в Омске то делается, раз столько времени там пробыл. А чего ж молчал, за весь день ничего так и не сказал?

– Да про то, что там творится в двух словах между чарками не обскажешь, да и не всё посторонним говорить можно. Там такой сыр с маслом в перемешку, что не разберёшься и словами без сноровки не объяснишь. Как только в Омск-то мы прибыли, в полном порядке с оружием, лошадьми, даже мне и винтовку дали, и коня подобрали. Я ж ведь с госпиталя-то совсем безоружный вышел. Ну вот, есаул наш сразу в войсковой штаб явился, и весь свой отряд в распоряжение войскового правительства представил…

– Так там, что войсковое правительство у власти или нет? – перебил Иван.

– Да подожди ты, то ж сразу опосля Рождества было. Тогда там ещё две власти было, войсковое правительство и новая власть, Совет казачьих депутатов, Совдеп. Весь январь оне мерялись, кто главнее. Войсковое правительство видя, что казаки, которые с фронтов повертались в основном по домам расходятся и против новой власти воевать не хотят, решило организовать из частей, таких как наш отряд, верные себе войска. Ну а Совдеп, конечно, против такого дела был. Нас, значит, отвели в станицу Захламихинскую, это от Омска недалеко…

– Я знаю, – нетерпеливо перебил Иван, давая понять увлекающемуся второстепенными деталями брату, что он, семь лет отучившийся в Омском кадетском корпусе, отлично знает окрестности Омска.

– Так вот, в той станице нас собралось больше ста казаков и два офицера, сам Анненков и его заместитель сотник Матвеев, – продолжил свой рассказ Степан. Совдеп про это прознал и постановил, нас всех разоружить и распустить. Войсковое правительство, конечно, воспротивилось, тогда 26-го января оне его совсем скинули, всех арестовали, и наказного атамана, и заместителей, ну а мы как бы вне закона оказались. До нас из Совдепа нарочного прислали с предписанием в трёхдневный срок сдать всё оружие, боеприпасы, иначе нас объявляли врагами трудового казачества. Некоторые дрогнули, стали втихаря домой собираться. Есаул наш не держал никого, так что осталися мы с ним самые верные, человек с полсотни. Тут прослышав, что мы оружие не складываем, ещё и добровольцы приходить стали, и не только казаки, но и солдаты, и мещане, и офицеры конечно. Там же, под Захламихинской мы и стали к обороне готовиться, ждать когда совдеп против нас отряд пошлёт и если небольшой то бой дать. Анненков стал атаманом прозываться, и говорит нам, чтобы к нам пошло много людей, надо хотя бы одну победу одержать, прославиться. Большевики отряд так и не прислали, а прославились мы скоро. О событиях 6-го февраля не слыхал?

– Да нет, откуда, – отозвался внимательно слушающий Иван.

– Действительно тут за горами, за долами не видать, что в свете деется, – усмехнулся Степан. – В омский Совдеп из Питера от их главного вожака Ленина приказ пришёл, конфисковать всё церковное имущество. Это значит, всё золото с иконостасов содрать и все церкви отнять. Тут, конечно, православные не стерпели и во главе с архиепископом на крестный ход вышли. Тысяч пятнадцать собралось, хоть и мороз стоял страшенный. Большевики испугались столько народу разгонять, а поступили хитро, ночью арестовали архиепископа, а его келейника, который ему на защиту кинулся, убили. Про это дело сразу узнали и ударили в набат на кафедральном соборе, а потом уж и все церкви в городе зазвонили. А наш атаман уже дожидался моменту, когда заваруха зачнётся, нас в готовности держал. Решил он под это дело спасти риклии нашего казачьего войска, что хранились в Войсковом соборе…

Иван опять хотел, было, перебить брата, что и без него отлично знает, где хранились войсковые символы, но на этот раз лишь сдержанно уточнил:

– Этот собор называется Никольским, он рядом с кадетским корпусом, и там хранятся войсковое георгиевское знамя, и знамя Ермака.

– То-то и оно, что уже не хранятся? – с каким-то непонятным восторгом проговорил Степан.

– Ты хочешь сказать, что большевики их изъяли? – настороженно спросил Иван.