Начать жизнь заново

– Ты серьезно думаешь, мальчик, что я поверю, будто такой человек, как мистер Морган нападет на тебя? Да и вообще на кого-либо. Это полный абсурд.

– Папа… – едва слышно выдавил я. Меня снова затрясло.

Еле двигаясь, я повернул голову к матери. Ее взгляд смягчился. Совсем немного, на сотую долю градуса, но все же.

– Алекс. Сын, – начала она, отложив документы и сложив руки на коленях. – Как он мог напасть на тебя?

– Выпускной…

Мой голос дрожал так сильно, что пришлось повторить. Родители снова встретились глазами, и меня внезапно захлестнуло горькое отчаяние. Упав на колени и вцепившись в волосы, я завыл так, что отец шарахнулся в сторону.

– Он пришел ко мне на выпускной! А потом мы пили в баре! А потом он меня изнасиловал!

Мой голос сорвался в истерику, но мне не было до этого совершенно никакого дела. Признаваться в этом было стыдно, больно, мерзко, гадко. Ни один нормальный мужчина никогда не признается, что его изнасиловали. Но я не знал, как еще достучаться до своих милых предков. И совершенно точно я не представлял, что они отреагируют так.

– Выпускной? – приспустив очки, переспросила мать.

Поджав губы, она вытащила из кипы бумаг блокнот и зашелестела страницами.

– Действительно. Вчера у тебя был выпускной.

Она кивнула и закрыла записную книжку. Я вытаращил на нее глаза, не в силах больше выдавить и слова. Так и замер, вцепившись в волосы пальцами, глядя на мать. Отец рядом прочистил горло.

– Алекс. Я не понимаю. Ты не пришел домой на ночь, напился, как эти… – отец неопределенно повел рукой, явно имея ввиду «этих смердов и оболдуев», – а теперь заявляешь, что сам Митчелл Морган сделал такое. Да с чего бы вообще директору Адвокатской палаты приходить на твой выпускной?

– Что…?

Отец, скрестив руки, покачал головой, глядя на меня сверху вниз. Мать зеркально отразила его движение. Я смотрел то на него, то на нее и… не верил.

– Если ты не хочешь работать на него, сын, то так и скажи. Не нужно придумывать подобное. Ты дискредитируешь в первую очередь себя.

Посчитав разговор оконченным, он развернулся и быстро вышел из комнаты, набирая чей-то номер в телефоне. Мать, вздохнув, поднялась и подошла ко мне. Но остановилась в паре шагов. Как будто бы ей было противно даже стоять рядом.

– Приведи себя в порядок, Алекс. Мы с папой не будем ругаться, что тебя не было ночью и… за этот отвратительный запах, – ее передернуло при этих словах. – Только… только переоденься и прими душ, пожалуйста. Ты выглядишь…

– Непредставительно, – хриплым шепотом закончил за нее я.

Мать порывисто кивнула. Сделав шаг ко мне, она протянула руку к моей голове, но остановила ее в каком-то дюйме. Кончики ее пальцев едва задели мои волосы. Отдернув руку стремительнее, чем нужно было бы, она вышла следом за отцом. Видимо, им обоим было противно находиться рядом со мной в этот момент. В другой бы ситуации я бы посмеялся, но не сейчас.

Тело почти не слушалось, но я смог подняться на ноги. Не видя ничего перед собой, я, запинаясь, дошел до своей комнаты. Все казалось чужим: кровать, стол, диван, одежда. Все это было словно не мое, а того, другого парня, который сутки назад выходил из этой комнаты, спеша на выпускной.

Дойдя до ванной, я скинул с себя одежду и встал под сильные струи. Я простоял там довольно долго, прежде чем понял, что вода ледяная, а меня трясет от холода. Переключив воду едва ли не на кипяток, я с остервенением мылся. Мне хотелось содрать кожу, в которую впитались духи и запах тела Митча. Взяв самую жесткую губку, я тёр кожу до тех пор, пока она не стала алой, а на ногах появились кровоподтеки.

Вытеревшись, я еще несколько минут отупело смотрел на следы крови на полотенце, а потом отшвырнул его к грязным вещам. Вернувшись в комнату, я долго копался в гардеробе, в конце концов вытащив из него темные брюки и черную атласную рубашку. Облачившись во все это, я бросил взгляд в зеркало и кивнул своему отражению. Представительно. Только лицо цвета побелки, но выглядел я представительно.

Собрав в кучу рваную одежду вместе с полотенцем, я спустился вниз и бросил этот комок в горящий камин. Пламя разбежалось по сторонам, как совсем недавно мои родители от меня, а потом медленно поползло по ткани, отправляя ее в преисподнюю.

Я смотрел на огонь, словно загипнотизированный, и думал… ни о чем я не думал. Во моей голове, мыслях и сердце была только пустота. Полномасштабная, всепоглощающая, черная. Затягивающая меня в пучину.

Я не слышал, как в комнату вошла мать. Она что-то говорила, но я не понимал, что именно, и не хотел в этом разбираться. Когда она вышла, я тоже упустил. Очнулся я уже в своей комнате. Сидел на стуле, уставившись в стену, с идеально ровной спиной и сложенными на коленях руками. За окном начинало смеркаться, и в голове мелькнул вопрос, сколько я так уже сижу. Но он быстро забылся, разве это было важно сейчас. На меня навалилась страшная апатия, и мне казалось, стряхни я ее, и мою голову разорвет осознание всего произошедшего.