— К месту прорыва выдвинут корпусной противотанковый резерв в составе одного истребительно-противотанкового артполка и подвижной отряд заграждения. Немцы остановлены.
— Но Чеповичи вы все-таки сдали?
— Станцию — да. Но поселок продолжаем удерживать. Все, что зависело от нас, сделали. Вы же знаете, какая сейчас тут сложная ситуация.
Тер-Гаспарян все, конечно, прекрасно понимал.
— Ждите решения командующего, — ответил он.
Вскоре позвонил начальник штаба фронта генерал-лейтенант А. Н. Боголюбов. Прежде всего он спросил о состоянии здоровья Чувакова. Там уже было известно о контузии комкора.
— Может быть, лучше в госпиталь его отправить? — предложил Боголюбов.
— Пытался уговорить. Не соглашается.
— Узнаю Чувакова, его настойчивость… Он всегда был таким. Но смотрите — вам виднее. Военному человеку, если он только в состоянии, и в самом деле лучше всего оставаться в строю… Как там у вас положение? Только что звонили из Генштаба, интересовались обстановкой в районе Чеповичей.
— Противник остановлен.
— Знаю. Но этого мало. Надо восстановить положение.
— Примем все меры.
— Готовьте свои соображения. Утром к вам прибудет командующий фронтом, — сказал в заключение А. Н. Боголюбов.
Сразу же после разговора я вызвал к себе всех начальников отделов и служб и, проинформировав их о прибытии командующего фронтом, дал указание подготовиться каждому по своей линии к докладу. На это отводилось два с половиной часа. К этому сроку все данные должны были сосредоточиться в оперативном отделе, где их следовало обобщить, чтобы подготовить комкору для принятия решения.
Никому из операторов, так же, впрочем, как и мне, в ту ночь не пришлось даже вздремнуть. Но зато к утру работа была закончена, и начальник оперативного отдела подполковник В. С. Новиков с удовлетворением сказал мне:
— Все готово, Сергей Александрович.
— Подождите радоваться, — предупредил я. — Могут быть такие вопросы, которых мы с вами не ожидаем.
— Ручаюсь, что мы предусмотрели все.
Чуваков встать не смог, и встречать командующего фронтом пришлось мне. Заслышав шум подъезжающих машин, я выскочил из избы и сразу почувствовал леденящий холод. Сыпал снег. Резкими порывами налетал ветер, пронизывая шинель как решето. Невольно подумалось: «Каково-то сейчас в окопах…»
Вместе с генералом Н. Ф. Ватутиным приехали член Военного совета фронта К. В. Крайнюков, командир 4-го гвардейского танкового корпуса П. П. Полубояров и командир 25-го танкового корпуса Ф. Г. Аникушкин.
Когда мы вошли в дом, лежащий на кровати Чуваков попытался приподняться.
— Лежите, лежите, — торопливо остановил его Ватутин. — И не разговаривайте: вам это тяжело. Отвечать будет ваш начальник штаба. Он же в курсе дела. Верно, товарищ Андрющенко?
Я впервые видел командующего фронтом так близко. Николай Федорович был невысокого роста, коренастый, плотный. На его широком улыбчивом лице светились большие умные глаза. Высокий бугристый лоб был исчерчен резкими наломанными морщинами.
Ватутин попросил подробнее доложить ему о противнике. Я сделал знак начальнику разведотдела, и Курнышев подал заранее приготовленную карту. Ее ночью захватили в одном из подбитых немецких танков разведчики 226-й стрелковой дивизии. На карте были подробно нанесены обстановка, расположение гитлеровских войск, места нанесения их ударов на нашем направлении. Это был ценнейший для нас документ, раскрывающий замысел противника. Из него вытекало, что 1-я танковая и дивизия СС «Адольф Гитлер» наступают вдоль железной дороги Коростень — Малин, а 7-я танковая дивизия — с юга в направлении Устиновка, Слободка с целью соединиться с указанной выше группировкой и, окружив часть сил 60-й армии в районе Малин, Чеповичи, уничтожить их.
Едва взглянув на карту, командующий фронтом быстро спросил:
— Где раздобыли?
Я коротко рассказал, при каких обстоятельствах была захвачена карта.
— Молодцы ваши разведчики! — заметил Ватутин. — Эта карта лишний раз подтверждает правильность нашего прогноза относительно замысла противника. Немедленно снимите для себя копию, а карту отправьте нам для доклада Генштабу. Продолжайте, пожалуйста…
Я обрисовал положение, сложившееся к исходу минувшего дня, доложил о потерях, которые были особенно большими в 226-й стрелковой дивизии, принявшей на себя танковый удар врага.
— А где были ваши танки? — повернулся Ватутин к Полубоярову. — Вы же должны были взаимодействовать с двадцать третьим корпусом на этом направлении.
Поскольку командир 4-го гвардейского танкового корпуса задержался с ответом, я был вынужден доложить, что одна из подчиненных нам бригад вела бой вместе с 226-й дивизией.
— Я обращаюсь к Полубоярову, — строго заметил Ватутин.
Полубояров пожал плечами и спокойно сказал:
— Начальник штаба корпуса доложил вам правильно, товарищ командующий, но танков-то у нас маловато: в бригадах по пятнадцать — двадцать машин, не более. Главные же силы по распоряжению генерала Черняховского ведут тяжелые бои с танками противника на стыке с тринадцатой армией.
Ватутин повернулся к Аникушкину:
— А к вам Чуваков обращался за помощью?