Над Днепровским курганами[повесть из жизни Киевской Руси]

У берега на якорях стояли огромные суда, еще никогда не виданные русскими… Везде были шум, крики, оживление.

У Рогдая закружилась голова. Он, точно во сне, помнил потом, как их барка подплыла к берегу, как они вышли и были встречены людьми в блестящих, шитых золотом и самоцветными каменьями одеждах — послами греческого императора, как их вели куда–то по узким и показавшимся ему некрасивыми улицам и, наконец, привели в большое здание, где они должны были переночевать.

Только к вечеру он несколько пришел в себя, отдохнул, подкрепился вином, которое принес ему грек–гостиник, и постарался уяснить себе, где он, что с ним и куда их поведут теперь.

— Завтра мы осмотрим город и храм святой Софии, — говорил ему Андроник, так звали грека, — а через день будет богослужение в этом храме… Император уже знает и распорядился, чтобы вас, русских, провели на переднее место. Увидите, как греки служат своему Богу… велик Бог наш!.. — восторженно закончил грек.

Он был еще не стар, по–видимому, живой и общительный, и Рогдаю хотелось поговорить с ним. Но голова болела, и чувствовалась какая–то странная тяжесть во всем теле.

— Надо уснуть, — подумал он. Грек, видя его утомление, не стал приставать к нему с разговорами и вышел, пожелав доброй ночи.

Рогдай вытянулся на приготовленной для него кровати… Но уснуть все–таки долго не мог. Все кругом было для него ново и необычно. В окно смотрела какая–то особенная, чарующая южная ночь, а луна, зеленовато–серебристая, ярким молочным светом заливала белые стены домов, видневшиеся из окон, и играла лучами на полу комнаты.

— Точно русалки в майскую ночь, — подумал Рогдай, переносясь опять мыслью на берег Днепра.

На следующий день Рогдай проснулся с восходом солнца. Тяжесть в голове не прошла, но общая усталость была меньше.

Пожалел Рогдай, что не взял с собой целебных корешков Вахрамеевны, и какая–то тоска сдавила ему сердце; еще вдруг сляжешь на чужой стороне.

Но грустным мыслям некогда было предаваться, потому что пришел Андроник, позвал его в другую комнату, большую, светлую, с белыми мраморными колоннами… Там собрались и другие дружинники русского князя… На длинных столах приготовлено было угощение.

Потом повели гостей осматривать город.

Было что посмотреть в Царьграде, хотя нужно сказать, что вблизи город производил совсем уже не такое впечатление, как издали. Не было в нем того великолепия, которым поражал он, когда к нему подъезжали с моря, не было в нем даже такой ширины улиц и такого раздолья, какое было на холмах Киевских… Улицы большей частью были грязные, узкие, извилистые, без света, пропитанные тяжелым спертым воздухом. Дома из бревен и глины были невзрачны и даже жалки, многие из них окружены были стенами, поросшими зеленью, диким мохом, плющом и виноградом… Кое–где за оградой, в саду, били невысокой струей фонтаны… Под временным навесом из пестрой ткани пристроились на некоторых улицах низенькие лавчонки, мастерские… Тут продавались и мясо, и рыба, и хлеб, и фрукты, и всевозможные варенья, и обувь, и какие–то восточные ткани, и павлиньи перья, и вообще самые разнообразные предметы.

И население города было тоже разнообразное: наряду с греками здесь можно было встретить и выходцев из Малой Азии, и черного эфиопа, и еврея, отчаянно жестикулирующего и навязывающего всем какие–то цветные побрякушки.

Толчея была на улицах невыносимая. Толпа взрослых и ребят с любопытством, разинув рот, смотрела на «руссов», и, если бы не проводники и стража, посланная императором, едва ли бы им удалось спокойно осмотреть город.

— Сейчас выйдем к собору святой Софии, — сказал Андроник Рогдаю, когда тот, наконец, потерял терпение плутать по этим извилистым улицам… — Смотри, какая красота!

Они свернули на площадь, и великолепное грандиозное здание святой Софии предстало пред ними.

Дворцы, храмы, общественные здания вообще были прекрасны в Византии, но чудом искусства был, конечно, храм святой Софии.

— Завтра в этом храме будет вечернее богослужение… А послезавтра, в воскресный день, утром сам патриарх совершит Божественную литургию… Вас проведут в самый перед храма… — говорили послам, растерянно смотревшим на красоту собора.

А им поспешно давались объяснения через переводчика–болгарина.

— Этот собор построен императором Юстинианом.

— Но ему помогали сами ангелы: один из них сообщил в видении императору план храма, другой поклялся Вечной Премудростью охранять место постройки, третий доставил восемьдесят бочонков золота для храма, четвертый велел сделать над главным алтарем три окна в честь Пресвятой Троицы…

— Весь собор полон золота, мрамора, порфира, драгоценных камней…

— Мы осмотрим сегодня собор? — спросил Рогдай. — Не сегодня, потом… О, святая София — великое чудо!.. — отвечал все тот же болгарин.

Прошло почти два дня.

Рогдай чувствовал, что болезнь все упорнее и упорнее овладевает им. Он боролся с ней, как мог: не хотелось ему пропустить того дня, когда особенно торжественно греки будут молиться своему Богу.