Медсестры переглядываются, недоумевая, что на него нашло. Пациенты поглядывают на Макмёрфи, который сидит в углу и усмехается, слушая, что скажет врач.
– Да, в одной школе, – говорит врач и кивает. – И в ходе наших воспоминаний нам случилось затронуть карнавалы, проводившиеся на средства школы, – восхитительные, шумные, торжественные мероприятия. Украшения, креповые вымпелы, балаганы, игры – это всегда было одним из главных событий года. Я, как я упомянул Макмёрфи, был председателем школьного карнавала в первом и в старшем классе – чудесные беззаботные годы…
В дневной палате стало очень тихо. Врач поднимает голову и осматривается, пытаясь понять, не выставил ли себя дураком. Старшая Сестра устремляет на него взгляд, не оставляющий в этом ни малейших сомнений, но врач без пенсне, и ее усилия пропадают даром.
– В общем, чтобы положить конец этому сентиментальному приливу ностальгии, в ходе нашего разговора мы с Макмёрфи подумали, как бы отнеслись некоторые люди к карнавалу здесь, в нашем отделении?
Врач надевает пенсне и снова осматривается. Никто не скачет от восторга. Некоторые из нас помнят, как несколько лет назад Тэйбер пробовал устроить карнавал и что из этого вышло. По мере того как врач ждет ответа, сестра испускает облако молчания, нависающее над всеми, внушая угрозу. Я понимаю, что Макмёрфи не может подать голос, поскольку он и есть зачинщик, и когда мне уже кажется, что не найдется дурака, который что-то вякнет, Чезвик, сидящий рядом с Макмёрфи, мычит и встает. Он трет себе бока и говорит с бухты-барахты:
– Э-э… я лично считаю… это, – он косится на руку Макмёрфи на подлокотнике и на его большой палец, торчащий коровьим рогом, – что карнавал – просто отличная идея. Чтобы развеять однообразие.
– Так и есть, Чарли, – говорит врач, подбадривая Чезвика, – и вместе с тем не лишенная терапевтической ценности.
– Само собой, – говорит Чезвик радостно. – Да. Карнавал очень даже терапевтический. Готов поспорить.
– Будет вес-с-село, – говорит Билли Биббит.
– Ага, и это, – говорит Чезвик. – Мы сможем, доктор Спайви, еще как. Скэнлон нам покажет человека-бомбу, а я устрою кольцеброс по трудовой терапии.
– Я буду предсказывать судьбу, – говорит Мартини и закатывает глаза.
– Я и сам неплохо диагностирую патологии по ладони, – говорит Хардинг.
– Хорошо, хорошо, – говорит Чезвик и хлопает в ладоши.
Он впервые чувствует чью-то поддержку.
– Ну, а сам я, – говорит Макмёрфи нараспев, – почту за честь работать на колесе фортуны. Есть кой-какой опыт…
– О, возможности безграничны, – говорит врач и расправляет плечи с самым радужным видом. – Да что там, у меня миллион идей…
Он загорается и говорит без умолку пять минут. Можно не сомневаться, что многие идеи он уже обговорил с Макмёрфи. Он описывает игры, балаганы, говорит о продаже билетов и вдруг внезапно замолкает, словно взгляд сестры ударил его промеж глаз. Он моргает на нее и говорит:
– А вы что думаете об этом, мисс Рэтчед? О карнавале? У нас в отделении?
– Я согласна, что это может принести некоторую терапевтическую пользу, – говорит она и выдерживает паузу, снова испуская облако молчания, и только уверившись, что никто ее не перебьет, продолжает: – Но я также считаю, что подобную идею следует сперва обсудить на служебном совещании, прежде чем принимать такое решение. Разве вы так не считаете, доктор?
– Конечно. Я лишь подумал, видите ли, что сперва прощупаю отдельных людей. Но, разумеется, служебное совещание на первом месте. Тогда продолжим по плану.
Все понимают, что карнавала не будет.
Старшая Сестра принимается наводить порядок и шелестит своим талмудом.
– Отлично. Тогда, если больше нет новых дел – и если мистер Чезвик сядет на место, – думаю, мы можем продолжить обсуждение. У нас осталось, – она берет с короба свои часы и смотрит на них, – сорок восемь минут. Значит, как я…
– О, – Макмёрфи поднимает руку и щелкает пальцами. – Эй, погодите. Я вспомнил, есть еще одно новое дело.
Сестра долго смотрит на его руку, прежде чем что-то сказать.
– Да, мистер Макмёрфи?
– Не у меня – у доктора Спайви. Док, скажите им, что вы придумали насчет слабослышащих и радио.
Голова сестры дергается, едва заметно, но сердце мое внезапно ликует. Она откладывает свой талмуд обратно в короб и поворачивается к врачу.