Над нами синее небо

Оставшись с надпоручиком в уединенном месте, генерал без обиняков заявил:

— Кончим с забавой. Собирай вещи и отправляйся на базу.

Надпоручик отреагировал на эти слова самым неожиданным образом. Было видно, что он глубоко взволнован, глаза его застлали слезы, он чуть не бросился обнимать генерала.

— Благодарю, товарищ генерал! — наконец произнес он. — Не могу я эти процедуры выдержать. От них с ума сойдешь.

Генерал понял, что наступила удобная минута.

— Так расскажи, что же произошло все-таки? — спросил он.

— Если вы разрешите, товарищ генерал, я бы лучше на базе, в подходящей обстановке… — колебался надпоручик.

Генерал разрешил. Правда, пришлось преодолеть определенную трудность. На базе не оказалось уединенного места. Но авторитет генерала сыграл свою роль и здесь.

Теперь они сидели вдвоем на нарах, и надпоручик рассказывал. Предвидение генерала подтвердилось в полной мере. Действительно, была девушка, студентка Ивета. Вместе с другими студентами сельскохозяйственной школы она находилась на весенних полевых работах недалеко от гарнизона, в котором служил надпоручик. Он обещал ей, что будет приезжать, но это удавалось не так часто, как он желал. Служба, собрания, участие в вечернем увольнении солдат — на другое времени не оставалось. Тогда он решил поздороваться с ней хотя бы с воздуха. При выполнении полетного задания немного отклонился и летал над полем, где работали девчата. «Она меня обязательно узнает», — решил он и опустился на высоту одноэтажного дома. Вдруг почувствовал удар. Зацепил крылом о дерево. «Плохо дело», — подумал он и постарался справиться с управлением самолета. С трудом это ему удалось.

Настроение испортилось, когда почувствовал, что скоро грянет гром. Он ведь знал, что генерал решительно наказывал за самовольное оставление зоны, определенной для полетного задания, расценивая это как верх недисциплинированности. Наказывал вплоть до отстранения от полетов.

Что же делать? И надпоручик принял дерзкое решение — отремонтировать самолет. Среди его друзей были хорошие механики, а трофейных самолетов в части хватало. Выбрали такое время, чтобы им никто не мог помешать, и, воспользовавшись недостатками в постановке учета техники, быстро отремонтировали самолет. Но царапину на голове замаскировать не удалось. Надпоручик решил сделать вид, что даже и не знает о царапине.

В течение всего рассказа надпоручик смотрел в землю и только теперь поднял глаза. Выражение лица его было крайне напряженным.

— Ладно, отпускаю тебе грехи, — произнес генерал. Надпоручик еле сдержал себя, чтобы не поблагодарить. То, чего он так боялся, от чего захватывало дыхание, уже позади.

— Товарищ генерал, полеты для меня стали смыслом всей жизни, — сказал генералу надпоручик, и вдруг у него непроизвольно вырвалось: — Лишить меня этого было бы не гуманно.

— Я тебе покажу гуманность, почернеешь, — резко ответил генерал и отошел.

Однако нашлись и так называемые «гуманисты».

Поручиков Вагнера и Ведрала привели в авиацию своеобразные представления о жизни летчика. Много денег, мало обязанностей, доброжелательное отношение на каждом шагу. Вокруг девушки… Широкие возможности выпить. Кое-что они действительно получили. В девчатах недостатка не было. Много пить, правда, не приходилось, так как денег часто не хватало. Хуже всего, что от них требовали работы. Особенно после февраля, когда к офицерам авиации предъявили больше требовательности.

«Мы гуманисты и не переносим диктатуру!» — выкрикивали они на тайных вечеринках «золотой» молодежи.

Их старались убедить. Предупреждали, что, если они будут так вести себя и дальше, плохо кончат. Ничего не помогало, даже взыскания. Когда оба сообща совершили грубое нарушение летной дисциплины, то были подвергнуты аресту.

«Смерть коммунистам!» — провозглашали они потом на тех же вечеринках.

Их представили к отчислению из армии, запретили летать. Пока ожидалось их назначение на какие-то административные должности, оба поручика стали хорошо оплачиваемыми бездельниками. В части они были редкими гостями, хотя там им можно было подыскать какую-нибудь работу.

Вагнер с Ведралом между тем имели иную заботу. С необычной для них энергией и пылом они разрабатывали свой план обеспечения пути к «гуманности». Само собой разумеется, воздушного пути.

Когда рано утром они пришли на аэродром, люди не особенно удивились. Ранний приход техников и летчиков в зависимости от задач, которые выполняла часть, был обычным явлением, а о положении этих двоих знали лишь немногие. Размахивая удостоверениями личности, добрались прямо к ангару.

— Стой! — окликнул часовой.

— Не дури, Маха, ты что, нас не знаешь? — спросили они и пошли прямо к нему. Парень растерялся. Не стрелять же ему в знакомых офицеров. Оба остановились около часового. В то время как Вагнер расспрашивал, не был ли тут дежурный, Ведрал вытащил из-под плаща толстый железный прут и ударил часового. Даже не вскрикнув, парень свалился на бетон.

Тревога была объявлена лишь в ту минуту, когда самолет оторвался от земли. До границы было не так уж далеко.