ЕФИМОВ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

НАД ПОЛЕМ БОЯ

Александр Николаевич Ефимов

Глава первая. Первая высота.

 В ту вторую военную осень 1942 года сентябрь в Подмосковье выдался капризным. Солнечная погода часто сменялась холодными дождями, небо хмурилось, блекли безвременно багряные краски осеннего леса.

Ненастная погода, неутешительные сводки Советского информбюро плохо действовали на настроение. Фашисты рвались к Сталинграду, стремились отрезать Кавказ. И на Западном фронте ничего утешительного.

Скорее бы в самолет — и в бой!.. Мы с Толей Украинцевым, товарищем по авиационному училищу, третий день месили грязь на фронтовых дорогах в войсках нужного нам аэродрома. След его отыскался неожиданно. Помог сержант-регулировщик. Он же пристроил нас на машину со снарядами, следовавшую в том направлении.

В кабине трехтонки мы почувствовали себя счастливыми: теперь-то уж наверняка доберемся. Прижавшись друг к другу, чтобы согреться, мы задремали и… проехали свой перекресток. Проснулись от близкого орудийного грохота. Куда это нас занесло? Оказывается, водитель привез нас прямо на огневую позицию батареи, искусно замаскированной на опушке леса. Она поддерживала атаку нашей пехоты на безымянную высоту, по гребню которой окопался враг.

Залпы наших орудий сливались с близкими разрывами фашистских снарядов. В артиллерийской канонаде нам, необстрелянным, трудно было определить, где наш выстрел и где разрыв чужого снаряда. Можно было запросто угодить под тугую волну взрыва или под разлетавшиеся веером осколки. Любопытный Толя поднял один такой, увесистый, с зазубринами, и тут же бросил:

— Горячий, сволочь!

В артиллерийскую дуэль вплетались пулеметные очереди. Время от времени над нами, задевая за верхушки деревьев, с надрывом крякали мины, осыпая осколками расчеты батареи. Среди артиллеристов уже были раненые. Но никто не отходил от орудий.

Трудная это была атака: местность впереди открытая, и лют свинцовый дождь с высоты. В ожидании команды прижалась к мокрой земле наша пехота. Вот цепь поднялась и устремилась вперед. С высоты зло залаяли пулеметы. Больно было видеть, как падали и оставались неподвижными фигурки наших солдат. Поредевшая цепь залегла. Атака захлебнулась. Словно поперхнувшись, разом замолчали пушки и пулеметы. На миг воцарилась тишина… Неподвижные фигурки солдат на раскисшем от дождя поле, и эта нелепая, зловещая тишина…

Потом на моем пути было много боев, но этот, первый, увиденный «со стороны», на всю жизнь врезался в память.

Растерянные и ошеломленные, мы не сразу сообразили, чего добивается от нас разгоряченный боем лейтенант-артиллерист с двумя кубиками на петлицах. После наших сбивчивых объяснений понял наконец, что мы, молодые летчики, направляемся в штурмовой авиационный полк, ищем аэродром.

— Там ищите! — резко махнул он рукой в тыл, а сам сорвался на крик: — И вообще, где она — ваша авиация? Где обещанная поддержка с воздуха? Кто ответит за них? — Лейтенант бросил гневный взгляд в сторону наших бойцов, оставшихся на склоне безымянной высоты.

Подавленные, возвращались мы с передовой. Зарядивший с утра дождь не переставал. Наши серые солдатские шинели промокли насквозь. В пудовых от налипшей грязи сапогах хлюпала вода.

Давно был съеден сухой паек — шесть черных сухарей. И все-таки больше голода и холода терзала нас обида. Мы так гордились нашей авиацией, а тут вдруг самолеты не прилетели, атака пехоты сорвалась. На наших глазах погибло столько бойцов!

Как ни мал был наш опыт, мы, конечно, догадывались, что авиация в тот день была обречена на бездействие из-за сложных метеорологических условий. При такой видимости даже с малой высоты трудно рассмотреть объект штурмовки. А зазеваешься — сам врежешься в какой-нибудь косогор. Нет, приходили мы к выводу, в такую погоду летать нельзя.

Но как только в памяти вставала картина боя за высоту и искаженное гневом лицо лейтенанта, логический ход наших рассуждений обрывался. Вроде бы и сознавали мы, что штурмовики и в дождь должны действовать в интересах наземных войск. Но в ту пору еще неведомо было нам, что скоро сами будем вести боевую работу в куда более трудных условиях.

За разговорами незаметно подошли к нужному нам повороту на деревню Чертаново. К одиноко стоящему высохшему тополю прибита фанерная указка с лаконичной надписью: «Хозяйство Тысячного».

Сомнений нет, идем правильно. Еще в отделе кадров Западного фронта нам сказали, что майор Тысячный — командир нашего штурмового авиационного полка.

Вот наконец и Чертаново. Единственную улицу перегораживал самодельный шлагбаум. Миновав его, тут же встретили офицера с красной повязкой на рукаве.

— Вам кого, товарищи военные?

В коротких замызганных шинелях и выцветших старых пилотках мы мало походили на выпускников известного в стране авиационного училища. Офицер прочитал наши предписания и тотчас оживился:

— Ну, давайте знакомиться. Я — лейтенант Васильев, командир звена. Милости просим в наш будущий гвардейский полк.

А. Н. Васильев