Над пропастью во лжи

– Тогда, кофе? – глаза у него карие. Интересный оттенок расплавленного янтаря. При должной обработке в фотошопе, эти глаза станут наваждением девиц от тридцати до восьмидесяти.

– Не стоит.

– Почему? – не сдавалась я, все ещё веря в свою коммуникабельность, что поможет раскрутить его на съёмку.

– Боюсь, вы меня добьёте. Придёте с молотком, например, чтобы уж наверняка…

Вот осел!

Я посмотрела вслед мужчине и сдула с глаз локон. Ну, ничего. От меня ещё никто не сбегал. Бывало, уползали, хромали, один сиганул с лестницы, но побегом никто не отделался.

Чемодан на колёсиках затормаживал погоню. После эскалатора я заприметила знакомую фигуру и стартанула к отцу на третьей космической скорости. Повиснув у него на шее и триумфально дёргая ногами, я ещё видела, как у информационной стойки необщительный осёл копался в телефоне. Но тут вежливое покашливание со стороны заставило отвлечься, и я упёрлась взглядом в коренастого парня с копной каштановых волос. Он мило улыбался.

– Ники! – папа отпустил меня и, придерживая за руку, повернул к спутнику. – Познакомься, это Матвей. Сын моего хорошего друга…

Это очень мило, что у родителя полно времени для светских расшаркиваний. Но у меня там модель сваливает.

– Рад знакомству, – учтиво протянул парень и попытался облобызать мою конечность. Я не далась, только мужественно пожала протянутую ладонь и со скорбным видом признала:

– Соболезную…

Мужчины натянуто засмеялись, сглаживая конфуз. А я, уже не слушая их, потопала вслед за незнакомцем, как за Гамельнским крысоловом. Что-то в нём было необычное. Такое, что все мои инстинкты кричали, чтобы я не смела его упускать. И его глаза… Что в них было помимо цвета? Усталость, раздражение, недовольство. Интереса не было. Ко мне интереса не было.

Я нагнала добычу, когда оная садилась в такси и не придумала ничего лучше, чем вытащить телефон и сделать пару кадров. Даже номер машины засняла. Вдруг пригодится? А если поиск по изображениям будет в пролёте, размещу на всех своих страницах в соцсетях мольбу о помощи найти этого человека.

Отец со своим знакомым как раз догнали меня, и мы втроём погрузились в машину. Я была так озадачена мужчиной, который пренебрёг моим вниманием, что дальнейший диалог в авто звучал для меня, как из мультика про Дракулу: «…бла, бла-бла, бла-а-а-а-а…».

А когда двери лифта сомкнулись за нашими с отцом спинами, я услышала шипение.

– Да что ты себе позволяешь? – пародируя жителя серпентария, накинулся на меня папа. – Я столько сил вложил, чтобы договориться о твоей с Матвеем встрече, чтобы вы пригляделись друг к другу…

– Зачем? – оборвала нравоучительную тираду.

– А долго ты ещё будешь скакать по мужикам, как блоха по яйцам?

Если бы самолёт, на котором я прилетела, разбился, я была бы признательна.

Глава 2

Дома разразился скандал. Отец настаивал на моём более близком знакомстве с Матвеем. Мама сетовала, что я отказываюсь от такого хорошего мальчика. А я просто не могла понять в какой дурдом попала.

– Вероника, Матвей станет отличным мужем. А ты к нему присмотреться не хочешь! – пыхтел папа, взмахивая руками.

– Это же семейный бизнес, – укоряла мать.

Когда время приблизилось к ужину, я вышла из своей спальни. Подтащила так и не разобранный чемодан к двери и уведомила родителей.

– Я завтра с утра уезжаю.

Не хотелось мне оставаться в доме, где родное дитя продают вместе с пакетом акций. Мы не в средневековье, поэтому задерживать меня не стали. Но и машину не дали. Выразились, что раз я такая самостоятельная и упрямая, то смогу добраться до тётушки и без чужой помощи.

Я пожала плечами. Послала воздушный поцелуй матери, и хлопнула дверью.

Колёса электрички мерно стучали. В окнах пролетали деревни, и при них – железнодорожные станции, где в каждой был местный ларёк. Народ спешил, кто в дорогу, кто к очередной покупке пышного хлеба, что пекли несколько остановок назад, на хлебозаводе. Проезжать там было невыносимо: запах свежей сдобы, хмеля и дрожжей заставляли истекать слюной. Желудок противно забурчал – завтракать не стала дома.

Я оглянулась через спинку сиденья на тамбур: не идёт ли там какая-нибудь бабулька с пирожками. Но кроме старичка в помятой кепке, никого не видно. Жаль.

Старый лак на деревянных сиденьях потрескался и впивался в ладошки. Я отряхнула руки и окинула взглядом почти пустой вагон. Вон, возле стоп-крана – наскальная живопись «Гадом буду, не забуду Лёньку моряка». На мутных стёклах отпечатки детских пальцев. И форточки наглухо закрыты. Три или четыре всего лишь свистят от попутного или поперечного ветра.