Над Тиссой. Горная весна (из пограничной хроники)

Если бы Кларк не был подающим большие надежды выучеником знаменитой школы разведчиков, он бы, возможно, не удержался от соблазна перейти границу именно сейчас, в тишайшую минуту. Но Кларк всё учитывал. Он знал, что будет потом. Ночной дозор неминуемо обнаружит след. Собака, направленная по следу, настигнет его прежде, чем он доберётся до надёжного укрытия. И вся карьера Кларка, так блестяще начатая, бесславно кончится.

Кларк поскрёб ногтями затылок Граба. Это означало, что тот должен отступить. Граб бесшумно отполз к Тиссе. Метр, два, три, шесть. Бурьян. Пенёк… Ствол истлевшего замшелого дерева… Песчаная яма… Вот теперь довольно. Кларк слегка стукнул Граба по голове, и тот сразу же остановился, тяжело дыша. Над головой, повидимому на дереве, окутанном туманом, встревоженно загалдели галки. Кларк мысленно выругался, и рука его потянулась к пистолету. Но галки быстро успокоились. Пограничники, подумал Кларк, не могли обратить внимание на галочий крик, слишком он был коротким. Но на всякий случай он не двигался с места. Чутко прислушивался Кларк к тишине границы. Он ждал дозора, который появится или справа, со стороны дуба, расщеплённого молнией, или слева, от развалин хижины бакенщика. Пограничники медленно пройдут вдоль служебной полосы, освещая её фонарём. От фланга к флангу. Потом, отдохнув, дозор повторит свой маршрут. Значит, рассуждал Кларк, если он перейдёт её не сейчас, перед появлением дозора, а после того, как пограничники вернутся обратно, то будет иметь в своём распоряжении не менее часа. За это время можно скрыться. И это при самом жёстком условии, если след будет быстро обнаружен. Если же заметят первым не его след, а соседей, на что Кларк твёрдо рассчитывал, тогда ещё больше шансов на удачу. За два часа он так далеко уйдёт от границы, что и с помощью ста ищеек его не настигнешь.

Кларк и Граб одновременно вздрогнули, когда справа, в туманной мгле низко над землей неожиданно вспыхнул узкий луч электрического фонаря. Чуткое ухо Кларка уловило звуки осторожных шагов.

Дозор поравнялся с Грабом и Кларком. Луч равномерно, спокойно гладил рыхлую землю. Шаги солдат удалялись в сторону правого фланга заставы.

Кларк перевёл дыхание, облизал губы. Он слегка нажал плечо Граба, что означало: «Будь готов». Граб бесшумно поднялся, быстро скатал резиновую дорожку в рулон. «Пошёл!» — мысленно проговорил Кларк и слегка похлопал по затылку своей «лошади».

Луч вспыхнул, опять послышались шаги… Теперь значительно энергичнее, чаще. Кларк удовлетворённо усмехнулся. Он угадывал, казалось ему, душевное состояние солдат: торопятся к заставе.

Дозор, скользя по полосе узким лучом фонаря, прошёл мимо в обратную сторону.

5

За несколько дней до описанных выше событий начальник пятой погранзаставы капитан Шапошников, на участке которого затаились перед своим решительным прыжком нарушители, назначил в наряд ефрейтора Каблукова и старшину Смолярчука с его розыскной собакой Витязем.

Ранним утром, на восходе солнца, пограничники вышли из ворот заставы и направились к Тиссе, где им предстояло нести службу.

Каблуков и Смолярчук почти одногодки, но они резко отличаются друг от друга. Каблуков — кряжист, широк в плечах, тяжеловат, медлителен в движениях, с крупными чертами лица, по-северному русоволос, с багровыми пятнами на острых скулах. Глубоко сидящие, серьёзные глаза тревожно смотрят из-под пушистых белесых ресниц. Большой лоб бугрится угловатыми морщинами. В плотно сжатых губах нет ни малейшего намёка на улыбку. Каблуков молчит, но выражение его лица, его взгляд ясно говорят о том, что на душе у него тяжко.

Смолярчук чуть ли не на две головы выше Каблукова, строен, подвижен. Розовые его щёки золотятся мягким пушком. Зубы крупные, чистые, один к одному. На румяных губах беспрестанно, как бы забытая, светится улыбка. Весёлые глаза перебегают с Тиссы на небо, с виноградных склонов на горы, освещённые утренним солнцем. И всюду видят что-то необыкновенно привлекательное.

Всякий, глядя на старшину Смолярчука, сказал бы, что он правофланговый в строю, первый в бою и в ученье, запевала на походе, весельчак и шутник на отдыхе, что его любят девушки, уважают товарищи и друзья, что он обладает завидным здоровьем и силой.

— Денёк-то, кажется, назревает самый весенний. Кончились дожди. Ох, и погреемся ж мы сегодня с тобой на солнышке! Как, Андрюша, не возражаешь против солнышка?

Каблуков не отвечал. Он обернулся лишь после того, как Смолярчук положил руку на его плечо и повторил вопрос. Он смотрел на товарища, и по глазам было видно, что не здесь сейчас были его мысли, а там, в далёком Поморье, дома. На заставе ни для кого не являлась секретом причина невесёлого настроения Каблукова. Несколько дней тому назад он получил письмо, в котором сообщалось о внезапной тяжёлой болезни матери.