Надбавка за вредность

— Я скажу вам так, Кира. Я до последнего закрывал глаза на очевидные вещи и никогда не верил тем, кто называл Кристину продажной стервой. В итоге же она сама показала мне истинное лицо. И да, я знал о поддельности заключения. И рассказал о нем Кристине специально.

Зачем? Как оказалось, девушка скомпрометировала себя несколько раньше — Кирилл узнал о том, что она спит с другим, за несколько дней до того, как открылась поддельность заключения. И тогда, семь лет назад, Воронцов понимал, к чему приведут его действия. Почему решился именно таким образом «ославить» Державину, подставив под удар «Немезис»? Действовал на эмоциях, веря, что фирма отца выстоит.

Я слушала начальника внимательно, ловя каждое его слово. Пока он открылся, у меня есть возможность узнать его настоящего. Не того холеного и безразличного ко всему профессионала, чью маску Воронцов носит. Ведь не может человек по — настоящему быть настолько… холодным и циничным. Тут уж лукавила. Конечно, может, но почему — то я не видела таким Кирилла. Не видела с того момента, как нашла фотографию и прочитала статью.

Начальник признал, что был виноват сам. И журналист лишь немного приукрасил события. Как-то незаметно ладонь Воронцова оказалась на моем колене, но, я своему стыду, не убрала ее. Зачем — то накрыла своей рукой, вызвав у мужчины неподдельный интерес.

— Вас подставили, Кирилл Романович, — попыталась оправдать начальника я.

— Нет, Кира, — усмехнулся он. — Я подставил себя сам. Не надо только меня жалеть. Терпеть этого не могу. Я рассказал вам все не для того, чтобы вы меня жалели.

— Тогда зачем?

— Вы задали вопрос — я дал ответ, — вновь закрылся Воронцов. — Вашу трагедию всей жизни я уже слышал. Почему бы не отплатить тем же?

Язвит. Отдернула руку, скидывая ладонь Кирилла с ноги. Хватит.

— Вам уже пора, Кира, — усмехнулся он, возвращая руки на руль. — Александр ждет.

Первым порывом было выскочить из автомобиля. Но я удержала себя на месте — а как я сама реагировала на Лину? Да так же. Если не хуже.

— Кирилл Романович, прекратите. Я вам уже все объяснила. Обсуждать эту тему дальше я не намерена.

Зазвонивший телефон Воронцова прервал меня. Начальник недовольно ответил на вызов. Выслушал кого — то со сосредоточенным видом.

— Я понял, Жень. Сейчас буду.

Вот и вам, Кирилл, пора.

— Мне нужно ехать. Подумайте над тем, что я сказал.

— До понедельника, Кирилл Романович, — спокойно попрощалась я. Уже у подъезда чуть замерла, но обернуться так и не решилась. Только сжала зубы и открыла дверь. Едва успела зайти домой, зазвонил телефон.

— Кира! У меня шикарные новости! Сегодня с утра в «Легион» привезли Гильнары.

— Здорово, — обрадовалась я. — Значит, Мишка понравился?

— Еще как! Спасибо тебе хотела сказать. Только вот верхом пока не получится ездить, Кир. Сама понимаешь. Если хочешь, возьми завтра Витьку. Меня не будет.

— Я поняла, — закивала я. — Приеду.

— Ну все, отлично, — обрадовалась знакомая.

Одной проблемой меньше. Почему — то после разговора с Воронцовым не особо — то и хотелось ехать на прогулку с Шерном. И Света вовремя позвонила. И потому, расстроив Александра тем, что не приеду, оставшуюся часть дня вновь посвятила работе. В понедельник предстояло несколько важных дел. Первое, что нужно было обязательно сделать, так это заполучить настоящее заключение эксперта о стоимости картин и экземпляр расторженного брачного контракта для сведения. М-да…

А в воскресенье я все-таки съездила в «Легион». Винтеркайзер после привычного мне Мишки казался двухметровым шкафом. Я долго пыталась присидеться на нем и найти контакт. Шерн как раз в это время вел тренировки в манеже и ржал, наблюдая за моей ездой. Витя шел хорошо, чего не сказать обо мне — к середине занятия я превратилась в мокрую мышь, желающую лишь одного — оказаться на земле.

После летящих аллюров Михмалли энергичные и амплитудные движения Вити казались мне сущим адом — непривычно и оттого жутко неудобно. Мы с Мишкой, конечно, не телепались клячами, но до того, что показывал сейчас Витька, нам было далеко.

Саша помог — посмотрел за моей посадкой и подправил ее, посоветовав почаще садиться на Витю без стремян, чтобы сесть в седло глубже и перестать цепляться за него. А как не цепляться, если чувствуешь себя прыгуном на батуте?

— Кира, я больше не могу смеяться, — простонал Александр, безуспешно пытаясь подавить новую порцию смеха и утирая выступившие из глаз слезы. — У тебя такое лицо, будто это он на тебе едет.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — набычилась я и, отшагав коня, увела его в конюшню.

На месте Саши я бы тоже смеялась.