НАДЕЖДА ДУРАКА

— Я сказала, что со мной все в порядке, — огрызнулась Тиннстра. — Я выйду подышать свежим воздухом. — Она взглянула на Зорику, проходя мимо нее, и остановилась как вкопанная. От девушки исходило сияние, придавая ее коже слабый зеленый оттенок. И тогда Тиннстра поняла, что причиняло боль. Милостивые боги. Это происходит.

Потрясение, должно быть, отразилось на ее лице.

— Что случилось? — спросила Зорика.

Тиннстра взглянула на Анаму и Майзу, затем покачала головой:

— Ничего страшного. Я буду в порядке через минуту или две.

Она почти выбежала из комнаты. Сад был в полном цвету, чудесное разнообразие цветов и ароматов. Птицы пели, приветствуя рассвет под ясным небом, а Тиннстра стояла посреди всего этого, стараясь не закричать.

Она потерла виски, но жужжание не прекращалось. Ее подташнивало от него, чужеродного в ее собственном теле. Если бы она могла освободиться от собственной кожи, она бы это сделала. И теперь, когда она знала, в чем причина, стало в тысячу раз хуже. Ее дочь. Ее любовь.

Дверь в дом открылась и закрылась, заставив ее вздрогнуть. Боль усилилась, впиваясь когтями в ее разум.

— Тиннстра? — Это была Зорика. — Что случилось?

Она повернулась и посмотрела на девушку, которой посвятила свою жизнь. «Я...» Но она не смогла выдавить из себя больше лжи. Сияние вокруг девушки стало ярче, чем раньше, заставив Тиннстру прищуриться и сделать шаг назад.

Зорика протянула руку, ее глаза были широко раскрыты и блестели:

— Тиннстра? Ты пугаешь меня. Что случилось?

— Ничего, любовь моя. Я… Это... — Она снова пошатнулась, ноги подкосились. Боль усилилась, пронзая ее мысли, когда сияние вокруг Зорики стало еще ярче, меняя цвет, как в калейдоскопе. — Ты...

— Что? Скажи мне, что случилось?

Свет вокруг Зорики взорвался, повалив Тиннстру на землю. Она подняла глаза и увидела, что Зорика парит над землей.

Магия пришла к Зорике.

Магия кружилась вокруг нее — зеленое, желтое, красное, синее и все цвета между ними, окутывая ее тело, как туман, поднимая ее ввысь, сияя из глаз. Очень красиво. Тиннстре было больно смотреть на нее, но она не могла отвести глаз. Маленькая Зорика достигла совершеннолетия. И Тиннстра не могла находиться рядом с ней.

58

Матеон

Киесун

Матеон встал после утренней молитвы, когда рассвет пробивался сквозь заполнившую небо дымовую завесу, поднимавшуюся от Киесуна. Дайджаку прекратили атаку примерно час назад.

Было приятно снова молиться, стоя на коленях среди элитных воинов Рааку, когда они тоже произносили святые слова. Наконец-то он почувствовал, что быть солдатом — это то, на что он всегда надеялся: важно и праведно. Они выполняли работу Кейджа в этом мире. Он почти мог притвориться, что его неудачи прошлой ночью не произошло.

За исключением того, что она произошла. Он позволил джиззи сбежать прямо из-под его копья. Сбежать душе, которую должен был отдать Кейджу.

Этого больше не повторится. Он найдет искупление в пепле Киесуна. Он покажет себя достойным.

— Эй, белые, становитесь в строй. Мы выдвигаемся, — объявил полемарх, весь одетый в красное. — Вы, дамы, в двенадцатом ряду. Таким образом, вы не заблудитесь и не наделаете глупостей.

Остальные члены отряда пробормотали что-то невнятное, но никто не осмелился бросить Полу вызов. Все понимали, что они ничто по сравнению с Первым Легионом. Матеон знал, что им повезло; им выпала честь маршировать с Первым Легионом. Он надеялся, что отец увидит его в Кромешной Тьме — маленькое белое пятнышко, плывущее в море красного.

Его ноги все еще болели со вчерашнего дня, спина все еще ныла там, где ее натерли доспехи, рюкзак тянул вниз, и только Кейдж знал, насколько он устал, но его восторг преодолеет все эти боли. Наконец-то он делал то, что намеревался сделать. Он шел со своим Богом, чтобы выполнять его работу. У него были силы идти вечно.

Топот сапог Эгрила эхом отдавался в его ушах, пока они преодолевали мили, а горящий Киесун, как маяк, притягивал к себе их взгляды. Столб дыма поднимался вверх, пока ветер не унес его сквозь облака. Вокруг них падал пепел, покрывая землю как иней.

Дайджаку все еще летали в вышине, пронзительно крича друг другу. Матеон слышал истории о том, что каждый дайджаку когда-то был таким же солдатом, как и он, но добровольно согласился быть преобразованным Рааку. Это была жертва. Это была вера. Если они смогли сделать это для Кейджа, то и он сможет внести свой вклад.

Они остановились в миле от Киесуна. Тринон присвистнул, когда им впервые открылся хороший вид на город:

— Дайджаку разъебали что-то хорошее, ага?

Матеон кивнул, открыв рот. Они стерли город в порошок. Городские стены все еще стояли в нескольких местах, но в них было более чем достаточно дыр, чтобы армия императора могла пройти через них. И за ними, в самом городе, дела обстояли не лучше. Он видел только разрушенные здания. Ни одно здание не избежало бомб Дайджаку. Он осматривал обломки, вглядываясь в тени, ища жизнь, но ничего не находил. Город был мертв. Как он мог заслужить искупление сейчас? Как он мог стереть свою неудачу прошлой ночью?