Надежда-прим

Дело в том, что к вечеру, когда они гостили у дедушки и бабушки, каждому давали по чашке холодной домашней простокваши. С желтой, присыпанной сахаром, жирной корочкой. Простоквашу крошки обожали и ели медленно, строго следя, чтобы не дай бог не съесть первым. А то потом будешь битый час, глотая слюнки, наблюдать за поглощением простокваши более предусмотрительным едоком.

Это был какой то пир плоти, доходящий до садизма, смотреть на который было нестерпимо. Обычно все кончалось дракой со следами простокваши на обоих двойняшках.

При появлении родственничков теща Мокрова сурово сдвинула и без того плотно сросшиеся седые брови и бессмысленно кивнула им головой. Двойняшки же набросились на толстяка Витю, как на гигантских размеров именинный пирог.

Не раздеваясь, Витек уселся за стол прямо напротив «тещи-2». Шурин было прицелился на соседний стул, но в последний момент зять Мокрова выхватил его из под зада дружка. Шурин завис в воздухе, но равновесие удержал и только обиженно крякнул.

— Макарыч! — яростно заорал Витек. — Ты че там застыл, как обелиск! Хозяину первый… стул! Василиса Харлампиевна, как ваше ничего? Не стесняйтесь, пролетарии всех стран объединяйтесь!

И, вскочив со стула, протянул Мокрову и его теще широки, как ласты моржа, лапы.

— А мы с ним постоим, не велики особи! Верно, Санек? — дернул он за рукав фотокора и тут же с грохотом рухнул на стул. — Вот так-то, Макарыч! Шоковая терапия!!

Первым от шоковой терапии оправился, как ни странно, хозяин дома. Он приблизился вплотную к сидящему раскорякой Витьку и почти грубо спросил:

— Короче! Зачем пришли?

— Как?! — азартно хлопнул себя по туго натянутому брюху Витек и лихо подмигнул фотокору. — Разве я еще не сказал? Мириться, грю, пришли! То есть, я-то — мириться, а зачем приперся этот хер — знать не знаю, ведать не ведаю! Вот те крест — не знаю! — и он неправильно перекрестился. — Он мне, блин, всю дорогу талдычил че-то там насчет «вольвы» взамен папиной «копейки». Ты не в курсе? Макарыч! Мой тебе совет: ниче ему не давай! Или всем, или никому!

Мокров безо всякого удовольствия заглянул в глаза шурина. Но ничего там не разглядел. Ничего конкретного, кроме смертной тоски.

— Че я тебе пообещал, Лейкин?

— Как че? — внезапно ощетинился тот. — А «вольву»?!А валютных нюшек… на плинэре?! Я папину «копейку» за гроши загнал! И где моя «вольва»?!

При слове «плинэр» неожиданно возбудилась теща Мокрова.

— Ты че, придурок, — грозно запищала она, — при детях не по-русски ругаешься! Мясник, а не фотограф, мать твою нехай!

Жена Мокрова поначалу очень хотела выволочь наглых гостей за порог, но что-то в раскосых глазах Витька заставило ее повременить с исполнением приговора. Вместо этого, не долго думая, она бросилась на кухню, и скоро оттуда потянуло пережаренной картошкой и котлетами.

— Бум мириться! — повелительно крикнула она, внося все это в гостиную. — Какие там счеты между своими!

— А то! — захлопал в ладоши Витек. — Бум-бум, тещенька! Мир — хижинам, война этим самым…

— Дворцам, — услужливо подсказал Мокров.

— Вот именно! — восторженно прищурился зятек. — Дворцам, бунгалам, родничкам!..

Упоминание родного имени вызвало у генерального директора легкую изжогу. Он было хотел спросить: а почему собственно… но Витек опередил его:

— Выпьем под анекдот! Дохтур говорит больному в реанимации: можете расслабиться, самое худшее для вас уже позади: вы в коме!

Выпили под анекдот, потом под другой… Обрадованные неожиданным примирением Мокровы готовы были пить за все подряд. Они даже забыли отправить спать двойняшек. И теперь те, перевозбужденные, играли в прятки под столом между ног разгоряченных примирением взрослых, стукались лбами, дико визжали и делали вид, что не находят друг друга.

Настенные часы пробили десять. Мокровы торжествующе переглянулись, мол, гляди, как мы их! Жизнь снова стремительно побежала вперед, как сверкающая бегущая строка над площадью Павших революционеров.

«Все-таки здорово, — подумал генеральный директор, — иметь такую большую и верную родню! В любые времена, под любым соусом! Попетушились-помирились, а камушки на могилку принесут — будьте уверены!»

От избытка чувств он благодарно положил руку на неохватное плечо мужа своей Маруськи. И вот тогда тот вдруг начал медленно, как бы нехотя, вставать и рука Мокрова соскользнула с него и провалилась куда-то под стол. А Витек одернул куртку на груди так, что отчетливо зярябила старая тельняшка, и высоко поднял зажатую в косматом кулаке рюмку водки.

— Санек, не хнычь! Будет тебе новая «вольва»! Все будет! Или нет! Все херня! Всем или никому! Как это ты, Макарыч, тоды грандиозно изрек? Чтобы все и сразу?! По этому поводу я предлагаю грандиозный тост! Но только чур — пить до дна! Вмажем, хлопцы, за наш «Родничок»!

— За чей, за чей «Родничок»?! — подмороженный голос Мокрова прозвучал еле слышно.

— За наш, Макарыч! За твой, за мой… за наш! Но если ты против, — почти безразлично пожал плечами Витек, — можешь, падла, не пить!

Глава 13