Читаем Надгробные речи. Монодии полностью

Правильнее всего, мне кажется, будет рассказать об их храбрости на войне и о том, как они стали источником многочисленных благ для своего отечества и остальных эллинов. Начну же я с их военачальника, ибо сие будет справедливо.

Ведь Леосфен, видя, что вся Эллада подвергнута унижению и <...> скована страхом, что она разорена людьми, подкупленными Филиппом и Александром во вред своим родным городам, и что наш город нуждается в человеке, а вся Эллада — в городе, который сможет принять руководство, отдал себя в распоряжение отечества, а город наш — в распоряжение эллинов ради всеобщего освобождения.

9-10

Гиперид подчеркивает и ту роль, которую сыграл полководец в дальнейшей военной судьбе Эллады:

Леосфена подобает славить прежде всех остальных не только за то, что он совершил сам, но и за то сражение, каковое произошло позднее, уже после его смерти, а также за прочие успехи, достигнутые эллинами в этом походе. Ибо на основании, заложенном Леосфеном, зиждутся ныне наши дальнейшие действия.

14

Таким образом, в эпитафии Гиперида — возможно, впервые за историю существования жанра — спасение отечества приписывается одному человеку. Во всяком случае, Гиперид выводит фигуру полководца на передний план, затронув не характерную для надгробных речей тему роли личности в истории. Оратору мастерски удается соблюсти необходимый баланс между традиционной пропагандой коллективизма и желанием увековечить память отдельного человека:

Но пусть никто не подумает, будто я ничего не говорю о других, а хвалю одного Леосфена. Ведь похвала Леосфену за выигранные битвы есть в то же время похвала и его согражданам. Ибо задача военачальника — в том, чтобы принимать правильные решения, дело же тех, кто добровольно рискует жизнью, — побеждать в сражениях. Поэтому, восхваляя одержанную победу, вместе с предводительством Леосфена я восхваляю доблесть и остальных воинов.

15

Новаторство Гиперида проявляется и в другом: подчеркивая, что павшие, следуя примеру предков, не посрамили чести и спасли от позора отечество, он использует гиперболу, вследствие чего погибшие признаются самыми стойкими и отважными воинами за всю историю человечества. Подвигами и доблестью они не только подобны, но даже превосходят героев предыдущих войн:

Ибо ни один военный поход не явил большей доблести сражавшихся, чем этот, в котором им приходилось целыми днями строиться в боевом порядке и принимать участие в большем числе сражений, нежели всем остальным эллинам за все предшествующие времена. А жесточайшую непогоду и столь великие и многие лишения в том, что касается повседневных нужд, переносили они так стойко, что и словами не передать.

23
Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

История животных
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого. Вычитывая «звериные» истории из произведений философии (Аристотель, Декарт, Гегель, Симондон, Хайдеггер и др.) и литературы (Ф. Кафка и А. Платонов), автор исследует то, что происходит на этих границах, – превращенные формы и способы становления, возникающие в связи с определенными стратегиями знания и власти.

Аристотель , Оксана Викторовна Тимофеева

Зоология / Философия / Античная литература