Отец пригнулся, Вилли с ходу перемахнул через него и тут же пригнулся сам. Чехарда сразу пошла замечательно, в хорошем темпе, и вот уже Вилли и отец стоят, пригнувшись друг за другом, и ждут прыжка Джима. Джим прыгнул раз, другой… но одолел только половину спины Чарльза Хеллоуэя, и они всей кучей, с совиным уханьем и ослиным гоготом, покатились в траву. Все трое чувствовали себя словно в Первый День Творения, когда Радость еще не покинула Сад Господень.
Охая, они уселись на траве, похлопывая друг друга по плечам, разобрались с ногами — где чьи? — и обменялись счастливыми взглядами, немножко пьяные от пережитого веселья. А потом, насмотревшись на соседа, наулыбавшись, посмотрели на луг.
Поверх слоновых могил рухнувших шатров лежали перекрещенные шесты. Ветер шевелил складки, как лепестки огромной черной розы.
Мир вокруг спал, и только они, троица уличных котов, довольно жмурились на луну.
— Что это было? — сиплым от недавнего смеха голосом выговорил наконец Джим.
— Э-э, чего только не было! — воскликнул Чарльз Хеллоуэй.
Все трое снова рассмеялись, но вдруг Вилли схватил Джима за руку и заплакал.
— Эй, — тихонько сказал Джим и снова повторил нежно: — Эй, ну…
— Джим, ох, Джим, — уже не сдерживался Вилли, — Джим, мы с тобой всю жизнь друзьями будем…
— Это уж точно, — тихо и серьезно подтвердил Джим.
— Ладно, все в порядке, — сказал Чарльз Хеллоуэй. — Теперь можно и поплакать. Из лесу выбрались, это главное. Дома еще насмеемся.
Вилли отпустил Джима и теперь стоял, с гордостью глядя на отца.
— Ой, папа, ты же такое сделал!..
— Не я один. Мы вместе сделали.
— Без тебя бы ничего не вышло. Значит, я просто не знал тебя, но зато теперь-то уж точно знаю.
— Ну да?
— Ей-богу!
Каждому из них казалось, что голову другого окружает влажное, мерцающее сияние.
— Годится! — согласился отец и протянул руку.
Вилли схватил ее и потряс. Получилось смешно, и недавние слезы как-то сами собой высохли. Теперь они смотрели на следы, уходящие по росе в холмы.
— Папа, они вернутся? Как ты думаешь?
— И да, и нет. — Отец убрал в карман губную гармошку. — Они не вернутся. Будут другие, похожие. Не обязательно Карнавал, одному богу известно, под какой личиной они явятся в следующий раз. Может, уже на восходе, может, ближе к полудню или в крайнем случае на закате, но они придут.
— Нет! — невольно воскликнул Вилли.
— Да, сынок. Теперь уж всю жизнь придется быть начеку. Все только начинается.
Они неторопливо обогнули карусель.
— А как же мы их узнаем? — допытывался Вилли. — На кого они будут похожи?
— Может быть, они уже здесь, — тихо ответил отец.
Оба друга быстро огляделись. Но поблизости была только карусель да они сами. Тогда Вилли поднес руки к лицу и внимательно осмотрел их, перевел взгляд на Джима и снова — на отца.
Чарльз Хеллоуэй кивнул. Только один раз. Потом взялся за медный шест и легко вскочил на карусель. Вилли встал рядом с ним. И Джим тоже.
Джим потрепал гриву черного жеребца, Вилли погладил коня по шее. Огромный круг плавно накренился на волнах ночи.
«Только три кружочка вперед, — подумал Вилли. — Ну, поехали!»
«Четыре круга вперед, приятель, — подумал Джим. — Поживее!»
«Всего десять кругов назад, — подумал Чарльз Хеллоуэй. — Господи!»
Каждый из них по глазам понял мысли другого.
«Неужели так легко?» — подумал Вилли.
«Всего-то разочек», — подумал Джим.
«Только начни, — думал Чарльз Хеллоуэй, — и уже не остановишься. Еще круг, и еще один. А после начнешь друзьям предлагать прокатиться, и другим тоже…»
Все трое одновременно вздрогнули от одной и той же мысли: «…и вот ты уже катаешь хозяина карусели… и уродов, владельца маленького кусочка вечности в темном бродячем цирке…»
«Да, — сказали они глазами, — может быть, они уже здесь».
Чарльз Хеллоуэй покопался в инструментальном ящике и вытянул небольшую кувалду. Тщательно примерившись, он разбил основные шестерни, потом вместе с ребятами обошел карусель и поработал над распределительным щитом, пока он не разлетелся вдребезги.
— Может, и ни к чему, — задумчиво проговорил он. — Уродов нет, а без них, без их энергии она и работать не будет, но все-таки…
И он еще раз трахнул кувалдой в центр механизма, после чего отшвырнул ее прочь.
— Должно быть, за полночь уже.
Часы на здании мэрии, часы на баптистской церкви, часы на католических церквях дружно пробили полночь. Ветер принес облачко семян Времени.
— Кто последний до семафора, тот — старая тетка! — Мальчишки рванулись, как пули из пистолета.
Лишь мгновение помедлил старик. Смутная боль шевельнулась в груди. «Ну и что будет, если я побегу? — думал он. — Умру? Эка важность! А вот то, что
Так он и сделал.