Наедине с суровой красотой. Как я потеряла все, что казалось важным, и научилась любить

В комнате пахло корицей и яблоками, запах исходил от медленно кипевшей на плите кастрюли. Мы смеялись и курили. К тому времени Лючия уже пару лет жила на кислородной подушке, поскольку ее легкое схлопнулось от сколиоза. Всякий раз как я навещала ее, она просила, чтобы я принесла ей, как она говорила, «одну сигаретку, лапочка». Потом мы усаживались на кухне в ее доме, притиснутом к подножию Боулдера, и после того как Лючия выключала свой кислородный аппарат, закуривали. Я дымила гвоздичной сигареткой, чтобы составить ей компанию, – откат к привычке, которая была у меня недолгое время, как и у всех остальных в восьмидесятые. Лючия умела заставить собеседника почувствовать себя так, будто он – единственный, с кем у нее возможны такая близость и общие маленькие преступления: запретное курение, умопомрачительная история о профессоре Икс, который привел свою слишком молодую и слишком пьяную подружку на званый ужин к декану…

Погадав мне, Лючия достала картину, которую написала сама, – дом на горном склоне. На ней она написала «Дом Карен» и поставила ее на полку, тянувшуюся вдоль красной стены кухни. Потом зажгла лампадку.

– На удачу, – пояснила она.

Через два дня позвонил Дуг из голубого викторианца и сказал, что я могу заселяться.

Через три недели после того, как были распакованы мои вещи, я привела домой Элвиса.

Наверное, дело было в магии Лючии; а может быть, ее магия была лишь частью колоссальной руки судьбы, которая привела меня к переезду на новое место; но мне и этому псу, Элвису, было суждено быть вместе. Подчинившись внезапному порыву, я заглянула в приют Общества за гуманное обращение с животными, волоча за руку свою подругу Нину, у которой была собака. «Будешь моим экспертом», – заявила я ей. В вольере для знакомств Элвис покружил на месте, пописал, а потом пулей метнулся ко мне. Он прижимался к моим ногам и тянул шею, а я трепала его за уши. Они были как бархат. У Элвиса были золотистые миндалевидные глаза и черный язык. Он был худой, но высокий и широкогрудый. Он кажется таким покладистым и милым,

подумала я.

– Похоже, это и есть мой пес, – сказала я Нине, женщине с короткой каштановой стрижкой и большими милыми глазами. Я никак не могла поверить, что это может быть настолько просто.

– Конечно, это он и есть, – кивнула она.

Элвис пробыл в приюте три недели, но тот день стал первым, когда его захотели забрать в семью. Я записала его за собой и отправилась покупать еду, игрушки и поводки.

Правду говорят, что не ты выбираешь собаку, а собака тебя. На самом деле я отправилась искать сорокафунтовую девочку, собаку, которая была бы послушной и управляемой, умной и преданной. Собаку вроде Тикки, бордер-колли моей подруги Джулии; Тикки спокойно и без поводка ждала хозяйку у дверей магазинов и ресторанов или же дремала на заднем сиденье ее пикапа. А вместо этого я получила недокормленного пятидесятидвухфунтового бегуна, циркового артиста себе на уме; он прислушивался ко мне только тогда, когда было настроение. С Элвисом мне пришлось присовокуплять ко многим предложениям фразу «для хаски»: например, «Элвис довольно хорошо себя ведет – для хаски». Он был преданным и управляемым. Для хаски.

Этого пса нашли, когда он бежал по тому отрезку шоссе за границей Боулдера, который сворачивал в сторону пасущихся коров и открытого космоса. На нем был шипованный кожаный ошейник – предмет, явно противоречивший его характеру. Элвис не был агрессивным зверем.

Не догадываясь об осложнениях, которые ждали меня впереди, я взяла домой красивого, дружелюбно настроенного пса. Помню, как сидела на диване, наблюдая, как он обнюхивает дом, а потом усаживается на пол напротив меня. Что я наделала? – думала я. – Что, если я ему не нравлюсь? Что, если я совершила ошибку? Этому псу не нравилось глодать кости или гоняться за мячиком. Он ел, как птичка клюет. Прошли недели, прежде чем я смогла придумать ему имя. Было совершенно неочевидно, как его следует звать. Поначалу я думала – из-за ошейника, – что он должен быть Сидом, как басист Sex Pistols, но наклонности Элвиса скорее соответствовали современному приглаженному року, чем скрежещущему панку. Я попробовала имена Эзра и Леви, но оба они предполагали резкость, которой у этого пса не было. Локи, имя скандинавского бога коварства и хаоса, казалось, напрашивается на неприятности. Меня уже и так беспокоило то, что он оказался в большей степени собакой, чем мне это было по силам: импульсивный и нетерпеливый, мой новый друг стоял на месте не дольше, чем требовалось, чтобы ударить лапами о землю. Когда он не спал, его тело пребывало в постоянном движении.