Наёмник

Почувствовав, что совсем запутался, Каргин злобно сплюнул, обогнул бревенчатые стены «Старого Пью» и замер с приоткрытым ртом. На стрелковой позиции, у обшитого дубом барьера, лихо подбоченился Бобби Паркер – на этот раз в широкополой шляпе, пятнистом комбинезоне рейнджера и щегольских ковбойских сапогах. Рядом стояла машина – пошире, чем кровать в каргинской спальне; в ней, вытянув стройные голые ноги поверх руля, с удобством расположилась Мэри-Энн, а сзади сидел какой-то тип с кудряшками до плеч, пребывавший, как показалось Каргину, в сонном оцепенении. Его лицо с тонкими женственными чертами словно оттеняло оживленную мордашку Мэри-Энн; волосы ее были растрепаны, с губы свисала сигарета, а в правой руке сверкал никелированный «целиски» – спортивный австрийский револьвер сорок шестого калибра с чудовищно длинным стволом. Прочее оружие было разложено на стойке и тоже отличалось солидными калибрами: испанская «астра», «магнум-супер», «гюрза» с узорчатой гравировкой по стволу плюс израильский «дезерт игл».

Однако не оружие и его владельцы поразили Каргина – всего удивительней были мишени, который устанавливал чернокожий паренек в дальнем конце стрельбища. Они были выпилены из фанеры, тщательно раскрашены и изображали пожилого джентльмена с падавшими на лоб рыжеватыми волосами и худощавым суровым лицом. Две – в фас, и две – в профиль. Джентльмен, будто чувствуя, что предстоит, выглядел мрачновато и взирал на барьер, оружие и стрелков с немым укором.

Мэри-Энн, заметив Каргина, бросила револьвер и замахала призывно белоснежной ручкой.

– Алекс! Хай, ковбой! Или киллер? Ты еще Мэлори не пришил? – Она протянула ему бутылку. – Выпить хочешь?

– Киллеры с утра не пьют, чтоб руки не дрожали, – буркнул Каргин, придвигаясь поближе. – Кстати, по эту сторону железного занавеса меня называют Керком.

– Керк так Керк, – согласилась Мэри-Энн. – А что, он еще существует? Этот гребаный занавес?

– Само собой. Не в реальности, так в загадочной русской душе.

– Вот дьявольщина… – протянула Мэри-Энн, вылезая из машины. – Ты, выходит, русский… А я-то думала, ты – немец. Или швед.

– Если не лезть в душу, большой разницы нет, – сказал Каргин, разглядывая кучерявого. Здороваться тот не пожелал, даже прикрыл глаза и будто совсем отключился. Лицо его казалось равнодушным как мраморный лик бесполого ангела.

– Это Мэнни, – пояснила Мэри-Энн. – Не удивляйся, он всегда такой. Спит на ходу, пока не забьет косячок.

Пожав плечами, Каргин отвернулся и сделал шаг к стойке, любуясь выложенным на ней арсеналом. Бобби сухо кивнул ему:

– Выбирай! Стреляешь первым, по левой мишени. Четыре выстрела – нос, бровь, глаз, ухо.

– Поправка. – Каргин поводил рукой над оружием и опустил ее на «дезерт игл». Пушка была тяжелой, около двух килограммов; нагретая солнцем рукоять удобно устроилась в ладони. – Поправка: кончик носа, середина брови, зрачок и мочка.

Он поднял пистолет к плечу и замер, дожидаясь, когда мальчишка уберется от мишеней. Рыжий джентльмен неодобрительно косился на него, будто говоря: что ж ты, парень, в детские игры играешь? Цель неподвижная, беспомощная, и вокруг не лес, не горы, не пустыня, а место вполне цивилизованное, без блиндажей и дотов, окопов и траншей. Не стрельба – потеха!

Потешиться тоже не грех, мысленно возразил Каргин.

– Ну, давай! – Голос Бобби визгливой сиреной взорвался над ухом.

Бах! Бах, ба-бах! Четыре выстрела слились в один аккорд, короткий, будто дробь зовущего в атаку барабана. Нос у рыжего сделался на сантиметр короче, в глазу и брови зияли две аккуратные дырочки, а ухо словно подрезали ножом – видать фанера отщепилась.

Каргин щелкнул предохранителем и, вздохнув, опустил пистолет. В Легионе у него был такой же, но с алюминиевой рамкой и удлиненным стволом. Пришлось оставить Свенсону. Может, и удалось бы провезти его в Москву, однако зачем? В Москве хватало своего оружия.

– Теперь я! Две средние мишени! – возбужденно выкрикнул Боб, вскинул пистолет и принялся палить. Было заметно, что этот процесс доставляет ему огромное наслаждение: он раскраснелся, оскалил зубы и картинно упер левую руку в бедро. Стрелял он из «магнума» и довольно прилично, но в нос и мочку не попал: пули пробили переносицу и верхнюю часть уха рыжеволосого джентльмена.

– Хорош, – похвалил Каргин, представив на мгновение другие пейзажи: болото или вздыбленную землю, грохот разрывов, торопливый треск автоматных очередей и фигурки в зеленом с черными лицами; они бегут к нему, посылая веер пуль, и кричат, кричат, кричат… Помотав головой, чтобы прогнать это видение, он произнес: – Совсем неплохо, клянусь Одином!

– Этот Один – твой приятель? – проворковала Мэри-Энн, прижавшись к плечу Каргина. От нее заметно попахивало спиртным.

– Нет. Приятеля звали Лейф Стейнар. Датчанин, лейтенант… Клялся то Одином, то молотом Тора, то Валгаллой. Ну, сама понимаешь, сестренка… Дурной пример заразителен…

– Скандинав! – Мэри-Энн привстала на цыпочки и соблазнительно потянулась, демонстрируя пышные груди. – Обожаю скандинавов! Такие горячие парни! И где же он теперь, этот Лейф Стейнар?