Наемники

Нначи молча повесил указку на место, потянул за шнуры — и шторы скрыли карту Гвиании. Когда он обернулся к Петру, лицо его было печально.

— Главные заговорщики не гвианийцы. Подстрекатели играют на розни между племенами — и первый же арест вызовет всеобщий взрыв. И наконец, у нас пока еще слишком мало сил…

— А у сепаратистов они есть?

Петр старательно избегал слова «сепаратисты», но именно в нем заключался смысл и идея заговора, о котором говорил майор Нначи. За этим словом стоял раскол и гибель страны, смерть и страдания сотен тысяч гвианиицев независимо от их племенной принадлежности.

Майор Нначи вернулся к креслам у окна и опустился в одно из них. Петр последовал его примеру. Они молчали — минуту, вторую…

— А подполковник Эбахон? — спросил наконец Петр. — Я слышал, что у него твердая рука.

— Да, — кивнул Нначи. — Мы учились с ним вместе в Санд-херсте[2], в Англии. Он — решительный, дисциплинированный офицер, хороший товарищ.

— Но его отец был самым богатым человеком если не во всей Гвиании, то уж в Идонголенде наверняка.

— Классовый подход? — печально улыбнулся Нначи. — Но даже среди ваших революционеров далеко не все происходили из рабочих и крестьян. А у нас Африка, Питер. И мы должны помнить об этом.

— Значит, он верен правительству?

Майор ответил не сразу, и Петр заметил его колебания.

— Да, правительство ему верит.

ГЛАВА 4

…Петр сел за руль своего зеленого «пежо». Но домой он ехать не хотел. «Поеду-ка я искупаюсь», — решил он.

Выехав из ворот, он свернул не налево, к дому, а направо, к аэропорту. Там, рядом с отелем, где обычно останавливались транзитные пассажиры, недавно открылся большой, как его называли в Луисе, «Олимпийский» бассейн.

В бассейне было малолюдно. Лишь несколько европейцев плескались в прозрачной воде, казавшейся издалека ярко-голубой — из-за голубой плитки, которой были облицованы дно и борта бассейна.

Петр разделся и оказался у вышки для прыжков в воду.

Поколебавшись мгновение, он полез на вышку, миновал трехметровую, затем пятиметровую площадку. Девять метров.

Вода отсюда казалась далекой-далекой, а сам бассейн — удивительно мелким. Он никогда еще с такой высоты не прыгал, но видел, как прыгали другие, правда, редкие смельчаки. Подошел к краю бетонной площадки. Огляделся. Отсюда, сверху, хорошо было видно ярко-зеленое летное поле аэродрома. Взлетная полоса пуста.

Дальше, совсем у края летного поля, темнели бесформенные тушки — замаскированные защитными сетками старые «мессершмитты», военно-воздушные силы Гвиании. Петр насчитал всего пять машин.

В зоне, где обычно парковались частные самолеты, он заметил яркую, оранжево-красную двухмоторную машину, возле которой стоял автомобиль-бензозаправщик и возились люди в голубых комбинезонах. От всей этой картины веяло глубоким покоем.

— Эй! Ну что ты там? Всю жизнь стоять будешь? — услышал он снизу.

Кричал по-английски, сложив ладони рупором, белобрысый человек. Он стоял на мелководье, у противоположного края бассейна, по пояс в воде, а вокруг него плескались парни из компании, на которую Петр обратил внимание, когда приехал.

— Струсил? — насмешливо крикнул белобрысый после паузы, и вся его компания загоготала.

— Ну так что? — опять донеслось снизу.

Петр вдруг разозлился, решительно шагнул по пружинящей под ногами доске. «Только не смотреть вниз, только…»

Он слегка подпрыгнул, вытянул вперед руки, согнулся в поясе и закрыл глаза…

Секунды, пока он летел вниз, показались огромными. В воду он вошел, ударившись боком, перехватило дыхание. Когда он вынырнул, жадно хватая ртом воздух, то почувствовал, как кто-то схватил его за плечо.

Он открыл глаза и увидел того белобрысого, который кричал ему снизу. Лицо его показалось Петру почему-то очень знакомым.

— Спасибо… я сам, — отфыркиваясь, сказал Петр по-английски. Белобрысый отпустил его, но поплыл рядом.

Когда Петр выбрался на мелкое место, где собралась компания белобрысого, его приветствовали как героя. Крепкие, уверенные в себе парни бесцеремонно окружили его, хлопали по плечам и поздравляли со смелым прыжком.

Все они были коротко пострижены, белокожи; нетрудно было догадаться, что под тропическим солнцем они всего несколько часов, плечи, спины и грудь у них покраснели.

У трех или четырех, что постарше, на теле темнели рубцы и шрамы. Эти держались более сдержанно.

— Ну что, шеф? — сказал один из них, высокий парень со шрамом на щеке, обращаясь к белобрысому — старшему в компании. — Выставляю виски!

Белобрысый скривил в улыбке тонкие губы:

— Да, ты проиграл пари, малыш… Виски за тобой. Он обернулся к Петру и слегка склонил голову:

— Меня зовут Штангер. Рольф Штангер.

Петр пожал протянутую руку и представился, в свою очередь:

— Николаев.

«Но почему же его лицо мне так знакомо? — опять подумал Петр. — Где я его видел?»

Штангер прищурился. Редкие светлые волосы налипли ему на лоб косой челкой. Рыжие ресницы кустиками торчали на красноватых веках, прикрывая бледно-голубые глаза. Лицо его, плоское и невыразительное, застыло в какой-то странной неподвижности.

— Русский? — спросил Штангер.

— Да. А вы немец? — догадался Петр.