Нагие и мёртвые

— Как тебе нравится вся эта белиберда? — гневно воскликнул Уилсон. Он был очень зол и обдумывал, что написать жене в ответ. — Сегодня вечером надо нам написать ей. Напиши ей, как следует напиши, скажи, что у нее ничего не получится. Пусть утихомирится и прекратит все эти дурацкие разговоры и жалобы, а то ведь я просто не вернусь к ней, черт бы ее побрал. Нет, этого не пиши. Я имею в виду «черт бы ее побрал», — поправился он, так как считал, что в письмах ругательных слов надо избегать. — Ты напиши, что я могу найти сколько угодно женщин, которые будут счастливы жить со мной, и ей это известно. Скажи, что я не потерплю такую жену, которая старается отнять у мужа последний цент. Раз я оставляю здесь себе деньги, значит, они нужны мне. Чтобы никаких разговоров об этом больше не было.

Уилсон был уверен в своей правоте и искренне негодовал. Подыскивать слова для ответа жене доставляло ему удовольствие. Его переполняло сейчас желание высказаться до конца в этом письме, и он радовался всякий раз, когда удавалось подобрать наиболее, как ему казалось, колкие слова. Он сел на край окопчика около палатки, щурясь от яркого солнечного света.

— Взять эту… девчонку… — сказал он Галлахеру, — она совсем не такая. Я получил от нее письмо с предыдущей почтой, Ред читал его. Она пишет, что ждет моего возвращения в Канзас, предлагает жениться и уехать на юг. Вот это женщина. Она очень хорошо готовила, чинила мне одежду, крахмалила рубашки к субботе и воскресенью, а уж насчет того, какая она в постели, и говорить нечего, я таких еще не встречал.

Галлахер сплюнул с негодованием и завистью.

— Какая же ты сволочь, Уилсон! Если она такая хорошая, почему же ты не говоришь ей, что женат, и не прекращаешь водить ее за нос?

Уилсон посмотрел на Галлахера так, как будто тот был самый последний дурак.

— Ты что! — возмутился он. — Зачем же я скажу ей это? Еще не известно, как обернется дело, когда я уволюсь из армии. Может, мне захочется поехать в Канзас и сойтись с ней. Откуда я знаю? Зачем же я ей буду говорить?.. — Уилсон покачал головой и хихикнул. — Чем меньше говоришь бабам, тем лучше, — добавил он.

Галлахера это взбесило.

— Скоты! Вы же просто скоты!

— Ну-ну, потише.

Галлахер искренне негодовал. «Вот такие, как Уилсон, живут на свете, и им легко, потому что они всегда думают только о себе. Как это несправедливо». Он разозлился и, чтобы не видеть Уилсона, перевел взгляд на джунгли.

Через некоторое время Галлахер успокоился и начал снова разбирать полученные письма. Вчера вечером он успел прочитать лишь письма жены. Все они были написаны давно, самое последнее из них — месяц назад, и, разумеется, о рождении ребенка в нем ничего не говорилось, но Галлахер считал; что в данный момент он наверняка уже отец. Срок для родов, о котором писала жена, уже миновал, и все-таки Галлахеру почему-то не верилось, что это уже позади. Все, о чем писала жена, Галлахер представлял себе происходящим в тот день, когда он читал ее письма; если она написала, что собирается на следующий день навестить подругу, он думал на следующий день после прочтения письма, что его Мэри сейчас в гостях у подруги. Здравый смысл подсказывал Галлахеру, что все это не так, тем не менее жизнь Мэри он представлял себе только в те моменты, когда читал ее письма.

Сейчас Галлахер просматривал остальные письма. Он едва взглянул на письмо от матери и прочитал Уилсону несколько смешных мест из письма Уайти Лайдона. Затем он вскрыл длинный пухлый конверт и извлек из него газету. Это была скверно отпечатанная бульварная газетка на восьми страницах.

— Я работал в этой газете, — сказал он Уилсону.

— Никогда не думал, что ты был репортером, — удивился тот.

— Да я не был репортером. Просто я был связан с политикой, — разъяснил Галлахер. — Эту газетенку выпускает наша банда накануне первичных выборов. — Галлахер посмотрел на дату — газета была выпущена в июне. — Эта уже устарела, — сказал он.

В его глазах появилась зависть, когда он увидел на первой странице знакомое имя: один из его друзей, не попавший в армию, заведовал отделом объявлений и рекламы. Галлахер знал, как это произошло. В прошлую предвыборную кампанию, еще до призыва в армию, Галлахер ходил по всем домам своего района и выпрашивал пожертвования на газету. Тот, кто набирал таких пожертвований больше других, становился заведующим отделом объявлений и рекламы и обычно получал, помимо этого, работу в школьном совете своего района. Во время прошлой кампании он не добрал всего нескольких сот долларов, но ему сказали, что на следующий год он добьется победы обязательно.

— Да, армия здорово мне подгадила, — возмущенно заметил Галлахер и начал читать газету.

Его внимание привлек следующий заголовок: «Эндрюс — фанатик из 9-го района — вон его!»

Галлахер прочитал текст заметки:

«Этот старик Эндрюс снова поднял шумиху. Его лозунг — „Эндрюс против коммунизма“, как и в прошлый раз, когда он баллотировался в сенат штата, помните?