Наглец

За окном ещё беспросветная темень, но я отчётливо слышу завывание ветра и свист ветвей деревьев; от этого звука хочется спрятаться обратно под одеяло, натянуть его по самые глаза и просидеть так пару дней — никуда не выходя и никого не видя. Но у меня есть работа, есть обязанности, которые я не имею права нарушать, потому что подведу не только своё начальство, но и саму себя.

Единственное, чем я могу распоряжаться — это утренняя пробежка; именно ей я объявляю бойкот, занявшись вместо неё йогой. После съедаю овсяную кашу с кусочками яблока, отмечая, насколько мне осточертела эта «еда», от которой после каждый раз остаётся привкус пепла во рту, и отправляюсь на работу, надеясь, что, если лучше быть не может — не будет хотя бы хуже, чем есть.

Глава 4. Костя

«Чёрт, Матвеев, надо же было тебе так попасть…» — мысленно бешусь, потягивая холодное пиво, лениво развалившись на диванчике в «Конусе».

Почему-то до сегодняшнего момента мне даже в голову не приходила мысль о том, что Полина может быть обручена. Хоть она и строит из себя Королеву Вселенной, в своей голове я уже давно нарисовал наше совместное будущее, как только растоплю её ледяное сердце. Её фраза о том, что она через четыре месяца выходит замуж, была равносильна удару по шарам: неожиданно, неприятно и чертовски… больно. Но я вовсе не собираюсь опускать руки; в конце концов, «выйду замуж» и «замужем» — это разные вещи, так что… Может у меня ещё получится до неё достучаться?

Я не слепой и вижу, что на самом деле она не такая — не бездушная ледышка с кошельком вместо сердца; это заметно хотя бы по тому, как она ведёт себя рядом со мной и с Авериным-младшим: то вспыхивает, словно пламя костра, то становится холодной и собранной, словно айсберг.

А мне, чёрт возьми, безумно нравится заставлять её гореть.

— Ты куда уплыл? — врывается в мои мысли голос Шастинского. — Костян, не бросай меня с ними одного!

Лёха притворно хнычет, и прячет лицо на моём плече, заставляя меня фыркнуть со смеху.

— Кажется, его пора отрывать от маминой юбки, — ржёт Егор. — А то мы ни его, ни Костяна не женим. Знаете, про вас двоих уже слухи ползут; я вроде даже слышал, что люди делают ставки на то, как скоро вы съедетесь обустраивать семейное гнёздышко.

Хорошо, что в этот момент я не пил пиво — иначе щас выглядел бы так же по-идиотски, как и Макс, который заржал и подавился, заплевав всё вокруг.

— Точно-точно, — поддакивает Кир. — Мы все помним, как вы оба проснулись в обнимку!

— Мы не спали в обнимку! — возмущаюсь, пытаясь сохранить лицо, но до Молчановой мне явно далеко, поэтому всё же ржу. — Придурок просто на моей спине заснул! Если он с кем и спал в обнимку, так это с Ежом — я видел, как Лёха из твоей комнаты выходил утром!

Макс с Киром недоумевают, Егор закатывает глаза, а Лёха фыркает.

— Чёрт, а я-то надеялся, что никто не видел… — роняет последний, и парни конкретно ржут. — Ладно хоть одетый был…

— Да ты издеваешься! — выдаёт Макс за секунду до полного безумия, которое начинает твориться с нашей компанией, потому что назвать это смехом язык не поворачивается.

— Так у вас оргия, что ли? — спрашивает Кир и чуть не отправляет нашу братию на второй заход, но мои лёгкие уже и так горят и просят пощады.

К тому же, мой телефон вибрирует сообщением от отца, который просит приехать.

— В чём дело? — серьёзнеет Макс.

— Нужно смотаться домой, — хмурюсь в ответ. — Отец хочет поговорить. Но я вернусь.

Лёха фыркает.

— Ты главное смотри, чтоб у тебя как в «Интерстеллар» не вышло — возвращаешься, а меня уже правнуки хоронят!

Мы снова ржём, и я наконец-то ухожу; внутри селится какое-то предчувствие бури, от которого по венам бежит адреналин.

После тепла помещения холод улиц выстуживает мой адреналин до нуля, и это отрезвляет — но не настолько, чтобы я перестал думать о Полине. Она стала моим диким ядом, отравляющим кровь и разум, и даже новость о том, что она почти замужем, не способна выбить её из моей головы. И я вовсе не шутил, когда говорил о том, что у меня ещё есть время — я не собираюсь сдаваться и просто так отдавать кому-то женщину, к которой меня впервые в жизни тянет.

А когда дома узнаю, что родители собираются сделать старт новому фонду и поставить в его главе меня и Полину, готов поклясться, что чёртово сердце сделало в груди кульбит и чуть не проломило собой рёбра. Конечно, это вовсе не значит, что мы будем видеться двадцать четыре часа в сутки, но точек пересечения у нас будет гораздо больше — я всё равно смогу быть рядом больше, чем мог надеяться. Хотя, зная Полину, могу представить, как она отнеслась к этой новости — наверняка разнесла к чёртовой матери половину города от злости.