Читаем Нагота полностью

Впрочем, отдельные теологи, возмущённые самой мыслью о том, что в Раю существует нечто, что можно почувствовать и попробовать или к чему можно прикоснуться, исключают некоторые органы чувств из концепции райского бытия. Фома Аквинский, как и большинство Святых отцов, отказывается от этого усечения. Обоняние блаженных не будет беспредметным: "Разве не говорит Церковь в песнопениях, что тела святых источают нежнейший аромат?". Следовательно, тело славы в своём возвышенном состоянии будет обладать запахом, лишённым какой–либо ощутимой влаги, как при испарении во время дистилляции (sicut odor fumalis evaporationis). И нос блаженного, коему не будет препятствовать влага, сможет чувствовать малейшие нюансы

(minimas odorum differentias). Также и вкус будет выполнять свою функцию, хотя в пище потребности не возникнет, возможно, потому, что "язык избранных будет пропитан изысканной влагой". А осязание будет способно различать особенности тел, словно предвосхищающие те нематериальные качества изображений, что современные историки искусства назовут "осязательной ценностью"[125]
.

6. Как понимать "изящную" природу тела славы? Согласно одному мнению, которое Фома Аквинский считает ересью, изящество, подобно некоей высшей форме разрежённости, сделает тела блаженных похожими на воздух и на ветер, а значит — проницаемыми для других тел. Или же они станут столь неосязаемыми, что их невозможно будет отличить от дыхания или духа. Такое тело смогло бы занимать место, уже занятое другим телом, восславленным или бесславным. В противовес этим крайностям господствующее мнение настаивает на объёмности и осязаемости совершенного тела. "Господь воскрес в теле славы и меж тем это тело осязаемо, так как в Евангелии говорится: "Осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет"[126]. Потому и тела славы тоже будут осязаемыми". И тем не менее, поскольку эти тела полностью подвластны духу, они будут иметь возможность не воздействовать на органы осязания и при помощи сверхъестественной силы стать неощутимыми для обычных тел.

7. Подвижным называется то, что может легко и беспрепятственно передвигаться. В этом смысле тело славы, полностью подчинённое восславленной душе, будет обладать подвижностью, иными словами, оно будет "готово всеми своими движениями и всеми своими действиями незамедлительно подчиниться духу". И вновь в противовес тем, кто утверждает, будто тело славы перемещается из одного места в другое, не проходя через промежуточное пространство, теологи подчёркивают, что это не согласовывалось бы с природой телесности. Однако, споря с теми, кто настаивает на неподвижности тел славы, видя в движении некое развращение, даже несовершенство в отношении пространства, теологи описывают подвижность как ту самую грацию, которая мгновенно и без усилий переносит блаженных, куда бы те ни пожелали. Как танцоры передвигаются в пространстве без цели и без необходимости, так и блаженные перемещаются на небесах лишь для того, чтобы проявить подвижность.

8. Свет (claritas

) можно понимать двояко: как сияние золота, поскольку он так же насыщен, или как сверкание хрусталя, поскольку он столь же прозрачен. По словам Григория Великого, тело блаженных светится в обоих смыслах: оно прозрачно, как кристалл, но в то же время оно не пропускает свет, как золото. Это сияние, которое исходит от тела славы, заметно для тел, лишённых славы, и может обладать различной яркостью в зависимости от достоинств блаженного. Большая или меньшая интенсивность света — это всего лишь внешний признак индивидуальных различий между телами славы.

9. Как характеристики и даже украшения тела славы безмятежность, подвижность, изящество и свет не представляют особенных трудностей. В любом случае основная задача состоит в том, чтобы обеспечить блаженных телом и чтобы это тело было тем же самым, которое принадлежало им на земле, даже если оно несравнимо лучше. Основополагающую роль играет ещё более трудный вопрос о том, каким образом это тело выполняет свои жизненные функции, вернее, о том, каково физиологическое строение тела славы. По сути, тело воскресает как нечто целостное, наделённое всеми теми органами, которые у него были в земной жизни. То есть до скончания веков у блаженных будет, в зависимости от их половой принадлежности, мужской половой член или влагалище и в обоих случаях — желудок и кишечник. Но зачем они нужны, если, по всей очевидности, им не требуется ни размножаться, ни питаться? Разумеется, в их артериях и венах будет течь кровь, но возможно ли, что на их головах и лицах будут по–прежнему расти волосы, а на концах их пальцев будут напрасно и назойливо удлиняться ногти? Размышляя над этими щекотливыми вопросами, теологи сталкиваются с решающей апорией, выходящей за пределы их концептуальной стратегии, но при этом создающей locus[127], где возможно представить себе иное назначение тела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное