Найден, жив! Записки о поисковом отряде «Лиза Алерт»

Елена Горячева (Кипяток), «Лиза Алерт», авиакоординатор ВПСО «Ангел» («Небо. Вертолет. Девушка», портал «Матроны. ру», январь 2017 года)

«Был прекрасный осенний вечер, стояли три готовых для работы вертолета, тишина, еще солнышко светило. Мы прекрасно понимаем, что сейчас солнце сядет и у нас пойдут заявки. Сидим с пилотами, пьем чай, смеемся, разговариваем. Начались заявки, один вертолет отправили на один поиск, другой вертолет – на другой. И вот третья заявка: в лесу потерялись мужчина и женщина. Они позвонили около шести часов вечера в службу 112, туда приехали спасатели, поиск в процессе, и вроде бы пока наша помощь не требуется. Мы продолжаем спокойно разговаривать: не требуется так не требуется, я мониторю два других поиска, связываю потерявшихся со спасателями.

Одиннадцать вечера, и вдруг по поиску, где мужчина и женщина, приходит дополнительная информация: мужчине внезапно плохо с сердцем. Спасатели работают, пешие поисковики ищут, но пока безуспешно. Мне дают телефон потерявшейся женщины, я должна до нее дозвониться, чтобы дать указания, вертолет уже стоит готовый, через полчаса мы будем на месте, а я никак не могу до нее дозвониться: то занято, то сброс.

Я звоню в местную диспетчерскую службу, звоню спасателям; каким-то, уже не помню каким, образом мне удается узнать номер второго телефона. Потом еще уходит время на то, чтобы я договорилась со спасателями, чтобы они ее предупредили, что я ей буду звонить, потому что она не берет трубку с незнакомого номера и контакт у нее только с ними. Помню, что я потратила на все это минут 40, если не больше. Это много. Надо скорее лететь на помощь мужчине, вертолет готов, а я не могу дозвониться до его жены.

Когда я наконец вышла с ней на связь, говорю ей: „Ольга, я к вам лечу, через полчаса я буду у вас“. И у нее начинается настоящая истерика. Она мне говорит: „Я его таскаю от дерева к дереву, я его чем-то обтираю, ему плохо“. Она мне это говорит и говорит, и я понимаю, что просто не могу положить трубку, я должна с ней общаться, она там одна. Я с ней разговариваю, мы летим, я разговариваю.

Врачи ей не звонили, потому что она вообще не отвечала ни на какие другие звонки, и если бы она еще созвонилась с врачом, не факт, что у нее не сел бы телефон. Мы летим, я ее успокаиваю, говорю, что врач рядом, что ее главная задача – увидеть нас и направить на себя, и дальше к ней сразу пойдет доктор. Она начала более или менее успокаиваться.

Мы прилетели в район поиска, я ей говорю: „Ольга, вы слышите вертолет?“ Она говорит: „Нет, я вас не вижу, не слышу“. Потом в какой-то момент она услышала вертолет и говорит: „Я слышу, но не понимаю где“. И начинает орать: „Я здесь, я здесь!“ И снова истерика, она чуть ли не прощается с жизнью, говорит, что муж уже не шевелится. А мне надо заставить ее работать со мной. Я говорю с ней сначала мягко и ласково, но она ни в какую, и я начинаю кричать в телефонную трубку, чтобы остановить ее истерику и переключить внимание на себя. Пилот сидит абсолютно молча, не лезет в этот процесс, его задача – пилотировать и обеспечивать безопасность.

И тут… не знаю, как это чувствует потерявшийся… но, наверное, примерно так: ты стоишь, вроде ничего не видишь, вроде якобы должен прилететь какой-то вертолет, но черт его знает, прилетит или нет, у тебя тут своя беда, и вдруг ты слышишь шум. И в этот момент она начала не то что орать, а даже, скорее, выть. Я не знаю, с чем это сравнить, я такого никогда не слышала. Но у меня внутри все перевернулось.

Я говорю: „Оля, наводи меня на себя, говори, налево, направо!“ – и в ответ слышу только вой. Я привожу ее в чувство, криками, уговорами добиваюсь того, чтобы она навела нас на себя, я уже слышу наши лопасти в телефоне, мы зафиксировали точку, но не можем там кружить – нам не хватит топлива, чтобы долететь до хелипорта. А она со своей бедой внизу не может остаться одна. И тут я ей говорю: „Я должна улететь, но к тебе уже идут врачи“. И когда мы улетали, у нее такая истерика началась… у нее ушла последняя надежда, когда мы улетели.

В полете мы передали координаты, к ней вышли спасатели, мы летим обратно, и я веду с ней разговор, успокаиваю. Прилетаем на базу, и я полностью с ней, потому что она периодически звонит: „Лена, где доктор? Меня все бросили, я одна, ко мне никто не идет, он уже не дышит“. Я говорю: „Оля, спокойно, все идут, но вы же далеко забрались, растирайте его“. Я не знаю, что там с мужчиной, но надеюсь, что он жив, просто без сознания. Параллельно выясняется, что спасатели неправильно вбили координаты…

Когда они наконец пришли, мне позвонили и сказали, что мужчина все-таки умер.

Я ничего даже не сказала своим, просто положила телефон, и они все поняли.

Я потом не могла успокоиться, пока не выяснила время смерти. Мне было очень важно это знать, потому что если бы это произошло в момент, когда мы летали… Мужчина умер до того, как мы прилетели. Не знаю почему, но для меня это было очень важно. Его жена потом просила тех, кто к ней пришел: „Передайте спасибо Лене, которая меня ночью нашла и была со мной“».