Найдена

Стае раздосадованно ударил лопатой в небольшую ямку. На сей раз земляные брызги полетели в кусты.

«Этак будет рыть до вечера», – подумал Журка и закутался в плащ. Болтать со старым священником ему не хотелось, помочь не мог, но и уходить желания не было.

– А что за девка? – спросил он.

Стас поднял глаза:

– Ты что?! Она же тебя от лихоманки спасла! Имени не упомню… Красивая такая, глаза огромные, коса в руку толщиной, а в поясе тоненькая, как березка. Она еще княжне нашей служила, Предславе. А Ярослав, говорят, судил ее за то, что с этим, – Стас кивнул на мертвеца, – напала на его сторожевой отряд. Только за нее заступился новгородский посадник Коснятин. То ли они знакомы, то ли еще что…

Журку охватило неясное предчувствие. Словно он что-то упустил, не заметил…

– Настоятель наш бывший пропал невесть куда с польской казной, – донеслось до него невнятное бормотание Стаса. – Немыслимое творится… Кто-то видел, как он ушел с поляками, а кто говорит, будто он подался к печенегам. Не верю я. Наговоры. Человек-то был хороший, душевный… Бывало, придешь к нему…

– Найдена? – перебил Журка.

Старик оторвался от работы. Мохнатые брови собрались на переносице.

– Что – Найдена?

– Девку звали Найденой?

Стае задумался, пошевелил бескровными губами, а потом кивнул:

– Вроде так… Не помню… Но похоже.

В груди Журки что-то заскреблось. Сердце дрогнуло.

– Где она?! – Он отбросил ставший ненужным посох и подошел к старому священнику.

Тот огладил бороду:

– Видел я ее при княжьем обозе, когда сюда ехал. Вроде собиралась с войском на Альту. Коснятин поручился за нее перед князем, вот и потащил за собой. Только, думаю, он не потому ее взял…Она хоть и безродная, а такова, что любой заглядится…

Дальше Журка не слушал. Забыв о болезни и слабости, он зашагал прочь – к низеньким деревенским домикам у реки. Его жизнь обретала смысл. Найдена уехала на Альту. Он должен быть с ней…

Марьяна встретила его у дверей. Жена. Журка поморщился. Женитьба была ошибкой. Оступился, не вытерпел отказа, захотел почувствовать себя нужным и любимым, а плакать теперь ей, Марьяне…

– Журка! – Ее глаза блестели. И голос изменился…

Журка отвел взгляд. Неужели она так сильно любит, что почувствовала перемену в его душе?

Марьяна обвила его шею руками. Горячие губы прильнули к его щеке, тихий шепот обжег ухо:

– Господь смилостивился надо мной. Он отобрал у меня одного сына, но дал нам другого. Я… – Она разжала руки и приложила их к животу: – Он здесь…

Журка отшатнулся и оперся о стену. «Найдена!» – молотовым ударом стукнуло в голове.

Он хотел ребенка. Давно хотел. Но услышал долгожданные слова – и ничего не почувствовал. Мало того, он не поверил этой счастливой женщине с зареванным лицом и слипшимися от слез ресницами. Она не могла стать матерью его ребенка! Она оставалась такой же, как прежде… Как внутри нее мог жить еще один человек – его сын?

Журка перевел глаза на ее живот. Не большой, не круглый… Но Марьяна не станет врать. Он рванулся к жене, обхватил ее за талию и, оторвав от земли, крутнулся на пятках. Неужели он станет главой семьи, отцом?! А потом дедом, прадедом…

И Журка постарался забыть о Найдене… Весь вечер он провел с женой. Лег спать. Но посреди ночи проснулся, встал, поцеловал Марьяну в щеку, собрал узелок с пожитками и бесшумно выскользнул из избы. Он не мог остаться. Ему приснилась Найдена. Она лежала в луже крови, а над ее головой блестела кривая печенежская сабля…

50

Они сошлись на том самом месте, где некогда был зарезан князь Борис. Два брата, два князя, два войска…

Я сидела в разбитой старой телеге на холме, над полем брани. Внизу пели трубы и шла битва, а тут фыркали лошади, сновали слуги и стонали раненые. Много-много раненых. Счастливчики, которых успели вытащить из сечи и принести сюда. А те, кому не повезло, лежали там, внизу, под ногами друзей и врагов. Раньше я и не подозревала, что воинов может быть так много. Третий день шел бой, и казалось, мертвецов стало больше, чем живых, однако откуда-то появлялись новые отряды, и опять пели трубы, развевались знамена, сверкали мечи…

В дороге, пока войско шло к Альте, я думала о будущем, о Журке и его нелепой смерти, о Ярославе и Коснятине, но теперь все это осталось где-то далеко, будто: в, другой жизни. Теперь мои руки были темными от чужой крови, а сердце окаменело. Меня уже не мутило от вида вывалившихся из вспоротых животов человеческих внутренностей. По утрам было холодно, и от ран шел пар. Лекарь Житобуд не спал уже третий день. Не в силах бездействовать, я навязалась ему в помощники. Вначале было страшновато, но потом привыкла. Сложно было только с раненными в живот. У печенегов были кривые, как у Арканая, сабли, и они почему-то очень любили наносить удары туда, где при рождении баба-повитуха закручивала тугим узелком материнскую пуповину.

Я вправляла кости, подшивала кожу, засовывала в распоротые животы длинные, похожие на веревки кишки и мечтала лишь об одном – скорее бы все это кончилось.

– Пить…