Найденыш

— Смотри! — мама остановилась и показала вперед, за деревья, и Диана с восторгом увидела внизу, под горой россыпь домишек, над которыми поднимались белые столбы дыма — печки топились. Из-за расстояния домики казались маленькими-маленькими, но Диана знала — это большие дома! И наверное — даже больше, чем их с мамой домик. И в них живут люди — много людей. Не так много, как в многоэтажных домах из прежней жизни, но… много.

За эти дни Диана уже как-то и отвыкла от большого количества незнакомых людей, потому вдруг занервничала, и подумала — нет ли среди незнакомцев тех, кто ее обидит? И тут же отбросила эту мысль — зря, что ли, мама собирается устроиться жить в деревне? Значит, там хорошие люди. И Диане с мамой ничего не угрожает. Ну а если попадутся какие-нибудь плохие… Диана знает, что ей делать! У нее есть черная-пречерная песенка! Такая черная, что и чернее некуда! Как сажа из печки! И если Диана им ее споет… мало гадам не покажется, точно!

Под горку санки катились ходко, едва не обгоняя маму. А потом мама сделала то, чего Диана не ожидала — она вдруг остановилась, подошла к Диане, подняла ее — легко, как чайник или кастрюлю, и уселась в санки сама, довольно хихикая и подмигивая Диане сразу обоими глазами поочередно. Пристроила Диану впереди себя, и… оттолкнулась ногами!

О-о-о… как неслись эти санки! Снежная пыль в лицо, ветер морозит щеки — Диана визжит от восторга, мама хохочет, Кахир серой тенью несется сбоку, скалясь и пытаясь ухватить за рукав! Это было просто… просто… изумительно! Радость! Счастье!

Как хорошо жить! Как хорошо! — эта мысль засела в голове Дианы, и когда они влетели в сугроб на повороте и рыбками вылетели из санок, кувыркаясь по мягкому снегу, Диана все равно повторяла: Как хорошо жить!

Потом они отряхивались, хихикая, как две нашалившие сестренки, а затем, сбив снег, споро пошли по направлению к первым домам, до которых оставалось совсем уже недалеко. У лесопилки, где несколько мужчин ворочали здоровенное бревно, Уна помахала рукой гомонящей толпе лесорубов, и те ответили, дружно помахав им в ответ. Диана тоже махнула, но запоздало, что впрочем ничуть ее и не расстроило. Все равно она никого из них не знала.

***

Но Диана ошиблась. Один из мужчин отделился от толпы, бегом пересек расстояние от лесопилки до двух путниц и с разгону плюхнулся на колени, сложив руки в молитвенной позе.

— Лекарка, милая, прости меня, дурака! Я же не хотел напугать девочку! Я не со зла! Выпил немножко, вот и полез, хотел пошутить! Убери заклятие, пожалуйста! Убери!

— Какое заклятие? — Уна сделала вид, что не понимает — Я не накладывала на тебя никакого заклятия, клянусь чем хочешь! Вот, дочкой клянусь! Ты же догадываешься, что я не клятвопреступница и не буду рисковать, клясться дочкой? Так вот клянусь моей Дианой, что не накладывала на тебя никакого заклятия!

— Да?! — озадаченно почесал затылок парень — А кто тогда наложил? Я ведь теперь вино не то что пить — в рот взять не могу! Меня сразу рвет! Надо мной смеются все! Мол, что за мужик, раз выпить не может! Стыдоба!

— И что, все вот так прямо и стыдят? — строго спросила Уна, глядя в глаза парню — Прямо вот: плохой парень, не выпивает?

— Хм-м… нет, конечно! — смешался парень — Многие хвалят. Говорят, за ум, мол, взялся, что от пьянки одни беды, а я теперь завидный жених — не пью ведь! Но парни смеются! Как теперь жить?

— Дурак ты — мрачно сказала Уна — Тебе радоваться надо, что так получилось, что боги отвадили тебя от вина! Сколько наших мужиков погибли из-за того, что напились? Сколько деревом придавило, потому что по-пьянке проморгал, не успел отскочить? Сколько обморозились из-за того, что напились и вовремя не почувствовали холода? А сколько замерзло насмерть, уснув по пьяному делу? И ты теперь говоришь, что над тобой смеются?! Да ты должен над ними смеяться! У тебя дар богов — трезвенность! Они сопьются, станут больными, никому не нужными, а ты останешься здоровым и сильным! И сколько денег ты не пропьешь, принесешь в семью! Правильно — теперь все девки твои! Потому они и завидуют! Потому и злопыхают! А тебе надо быть умнее. Понял?

— Понял, Уна… — парень на глазах просветлел, повеселел, но все-таки остался на коленях. Поймал руку Уны и поцеловал — Боги, или не боги… а тебе спасибо! И парня спасла, и вот… подарок мне сделала. Благослови тебя боги, красавица! Ты самая красивая во всей округе!

— Да ну тебя… — Уна вдруг смутилась, вырвала руку и пошла к Диане, которая стояла чуть поодаль, держа за шею Кахира. Отойдя шага на три, вдруг обернулась — Давай, парень, живи! И не слушай глупцов. Все у тебя будет просто замечательно! И парням мой привет передавай. И скажи — будут смеяться над тобой, я так сделаю, что они в штаны будут гадить, только лишь захотят в сортир! Так пусть и знают!

Глянула в округлившиеся глаза парня, спохватилась:

— Ладно, ладно — шучу я! Шучу!

Взяла веревку от санок в руку, и скомандовала Диане:

— Полезай в санки, нам еще долго идти. Ножки натрудишь, пока дойдем.