Найди меня, если сможешь

То есть участок, который тянется вдоль дороги от забора до границы парка. Именно это привлекло маму. А еще то, что у нас никогда не было своей земли, и мы жили рядом с городом. Она считала, что воздух и пространство пойдут нам на пользу. У дома – причудливого, необычного – была своя история, что так нравилось маме. Но она позволила нам с Элиотом выбрать цвет стен, мебель, решить, где будет чья комната. И все лето мы сами красили дом, чистили ковры, потом повесили на крыльце качели, перекопали землю в саду. Перед началом учебного года появился Уилл с цветочной рассадой; он помогал нам высаживать ее во дворе, не боясь запачкать штаны цвета хаки. Тогда мы с ним и познакомились: он впервые пригласил маму на ужин. Его план сработал. Мы остались заканчивать цветник, а он увел маму в ресторан.

– А что будет со всем остальным?

Джо молчит. Он не может и не должен произносить такое вслух. Они ведь собираются сравнять дом с землей.

– Нет! – говорю я.

– Кеннеди.

– Нет, Джо. Это мой дом. И я говорю нет.

Мы не строили этот дом, но мы вдохнули в него жизнь. Я вспоминаю Элиота: руки перемазаны белой краской, под ногтями грязь, взгляд уже не фокусируется, щеки раскраснелись от солнца. Я его таким раньше никогда не видела. Наверное, именно это мама имела в виду, когда говорила, что жизнь здесь пойдет нам на пользу. И в середине лета я действительно ощутила, как дом меняет нас.

– Все не так просто…

– С домом все просто.

Дом мой, записан на мое имя, а Джо – всего лишь распорядитель.

Он смотрит на меня, а в его глазах читается безграничная тоска. Даже большая, чем была в наш первый день здесь, когда он выносил вещи из комнаты и таскал мебель в коридор, чтобы освободить для меня место, а я просто наблюдала.

– Кеннеди, а кто, по-твоему, оплачивает Элиоту адвоката?

Я открываю рот и снова закрываю. Об этом я не думала. Я воспринимала как данность тот факт, что у Элиота есть адвокат, а со мной работает окружной прокурор – две противоборствующие силы, преследующие разные цели.

– Я… я… нет…

– Поводов для беспокойства нет, но…

– Но что, Джо?

Он склоняет голову над столом.

– Мы должны принять решение. Времени мало.

Смотрю в окно. Снаружи темнеет.

– Ты меня слышишь, Кеннеди?

Я слышу только собственное дыхание. Невыносимо громкое. В комнате нарастает напряжение, как будто сейчас разразится буря.

– Ты знал, что он отказался со мной встречаться? Раз мы платим за адвоката, разве он не должен со мной увидеться?

Джо не шевелится.

– Откуда ты знаешь, Кеннеди?

Я буквально вижу, как вертятся шестеренки у него в голове.

– Я хотела увидеть своего брата.

Увидеть того брата, которого я помню с лета, а не того, запертого в камере. Я чувствую приступ клаустрофобии. Желудок сжимается.

Джо вздыхает, но спина по-прежнему прямая, напряженная.

– Плохая идея. В следующий вторник начинается суд.

– Ладно, Джо, не парься. Выбора у меня, похоже, все равно нет.

Он смотрит на меня, пытаясь понять, что важное он упустил. А он упустил. Теперь его волнует, когда и как я ездила в тюрьму. Что происходит под этой крышей, пока он на работе. Он упустил все то, чем я занята, пока он спит.

Возможно, и не стоило говорить Джо про тюрьму, но зато мы больше не обсуждаем дом.

– Это к лучшему, – мягко говорит он.

– Да дерьмо это все, Джо. И ты прекрасно это понимаешь.

Я срываюсь в свою комнату, захлопываю за собой дверь. Он даже не заметил, что я принесла ему лучшую в мире пиццу! Достаю сложенный листок с данными, с сигналом. И пишу Нолану: «Какие у тебя на завтра планы? Нам нужны ответы, а время на исходе».

24

Нолан

Возле моего дома даже приткнуться негде. Машины родителей стоят на подъездной дорожке, вдоль тротуара припарковано несколько черных автомобилей, так что мне приходится бросить машину на углу улицы и идти домой пешком.

– Ты где был? – обрушивается с вопросом отец, едва я открываю дверь.

В столовой толпятся мужчины и женщины в строгих костюмах, среди них агент Лоуэлл. Но мой ответ никого не интересует. Они расступаются, пропуская меня вперед.

Агент Лоуэлл кладет руку на спинку стула и предлагает мне сесть. Вслед за мной к столу подходит мама. Отец же остается неподвижен. Как только я сажусь, Лоуэлл выкладывает передо мной фотографию. На ней мой брат. Им не надо, чтобы я подтверждал его личность, – и так все ясно. На фото он уходит из кадра, но смотрит через плечо прямо в объектив, словно кто-то его окликнул.

Внутри все сжимается. Такого я не ожидал. Это фото – действительно что-то новое. Раньше я его не видел. И давно попрощался с возможностью стать свидетелем такого мгновения.

Наклоняюсь к снимку. В углу – рыжий хвост и кусок задней лапы. Колби, за Элиотом бежит Колби. Но я не могу понять, где Элиот находится. Только вижу, что рядом Колби и деревья. «Колби никогда его не бросит», – говорил отец полиции и был прав. В тот день пропали мой брат и его собака. Но пропавшим считают только брата. А на фотографии они снова вместе, и в горле у меня пересыхает.

Агент Лоуэлл кладет на стол передо мной еще одно фото: на нем лицо Лайама крупным планом.