Найди меня среди шторма

– Ты права. Не могу. Но я не знаю, что делать вместо этого. Каким-то образом… ночь в порту показала мне, что я все еще тот, кто только что покинул Глазго. Прости, – повторяет он, – но я все испорчу.

«Я бы рискнула», – думаю я и встаю. Или нет? Рискнула бы?

Джош тоже поднимается, пока я пересекаю кухню, и следует за мной вниз по лестнице.

Рискнула бы я? Попыталась бы, несмотря ни на что? Несмотря на все, что убеждает в обратном? Расстояние, его работа, тысячи фанаток Джошуа Хейса… нет, я тоже не стану притворяться, что это настоящие причины.

Хочу ли я быть с мужчиной, если существует опасность, что он попытается отгородиться от своих чувств, как только близость слишком возрастет? С мужчиной, который не просто не со мной, а в моменты, когда я испытываю счастье, борется со старыми демонами?

Спустившись, зашнуровываю кеды и выпрямляюсь.

Джош стоит возле винтовой лестницы.

Да, я бы рискнула.

Шагаю к нему и целую.

Рискнула бы.

В поцелуй я вкладываю все, что у меня есть, все, что чувствую.

Я бы пошла на этот риск.

Джош застывает, но лишь на секунду, а затем отвечает на мой поцелуй с такой страстью, которая на миг заставляет меня поверить, что мы со всем смогли бы справиться.

Но когда я отстраняюсь, то все еще читаю в его глазах сомнение. Он раскрывает рот, но я закрываю его рукой, прежде чем Джош еще раз попросит у меня прощения.

– Знаешь, что я сейчас сделаю?

– Что? – Голос у Джоша ломается.

Я улыбаюсь, наверное, немного иронично, по крайней мере стараюсь, чтобы получилось именно так.

– Думаю, заведу себе парочку кошек.

У него широко распахиваются глаза, а потом он хохочет. И этот смех продолжает звучать у меня в ушах, когда я разворачиваюсь и покидаю маяк.

* * *

Мне не хочется ничего обсуждать, и поэтому, когда распахиваю дверь «Морских ветров», я рада, что Сюзанны там нет. Сообщений она не оставляла, на кухне и в столовой порядок.

Номера Берков и Клары с Энни пусты, постели заправлены; на ручке двери Эдварда Фоли висит табличка «Не беспокоить», но его, по-видимому, тоже нет.

Так странно ходить по гостинице и обнаруживать, что уже сделано много дел, и это лишь усиливает чувство нереальности происходящего, которое сопровождает меня с тех пор, как я оставила Мэттью за спиной, спускаясь по тропе в бухту.

Только в ванной в корзине для белья лежит несколько полотенец, и я уношу их в подсобку.

Что теперь? Бесцельно бреду на кухню, где открываю холодильник и начинаю составлять список покупок, но вместо того чтобы после этого проверить запасы в шкафчиках, снова откладываю ручку и бумажку в сторону, толкаю застекленную дверь в сад и там сажусь на качели. Последний раз, когда я приходила сюда, я разговаривала по телефону с Лив и злилась на Джоша… была бы я сейчас хотя бы зла. Так было бы проще. Но как можно злиться на мужчину, который отказался от себя самого, чтобы вытащить семью из невыносимого положения? Одна лишь мысль, что мне пришлось бы продаться, чтобы спасти Сюзанну…

Нет, я не злюсь… но впечатление такое, словно утратила нечто важное, нечто бесконечно важное. Изо всех сил я стараюсь избавиться от этого ощущения. Чтобы потерять Джоша, он как минимум однажды должен был бы принадлежать мне, а это не так, и никогда уже не будет.

На грудь начинает давить еще сильнее. Больно. Как способно что-то, чего никогда не существовало в действительности, так болеть?

– Ты уже здесь. – Я вздрагиваю. Через сад ко мне идет Сюзанна. – Могла бы спокойно остаться подольше… извини, я думала, ты знала.

– А я и знала.

Обеими ногами отталкиваюсь от земли, словно удастся избежать вопросов Сюзанны, если начать раскачиваться. Сестру у меня не получится ни в чем обмануть, да я и не собираюсь. Но тем не менее еще не чувствую себя готовой озвучить некоторые вещи.

– Ладно.

Она останавливается в паре метров от меня и засовывает руки в карманы джинсов – жест, при виде которого я не выдерживаю и отворачиваюсь. Хотя в случае с Сюзанной он не имеет ничего общего с неуверенностью.

– Значит, он все-таки козел?

– Нет.

Крепко стиснув веревку, сильно откидываюсь назад и ненадолго зажмуриваюсь. Единственная слезинка пробивается и катится у меня по лицу; я не могу ее стереть, потому что надо крепко держаться.

– Что он сказал? Или сделал?

Между листьями на деревьях виднеется небо. Что сделал Джошуа? Неподходящий вопрос, скорее, он должен звучать так: «Что с ним сделала жизнь? И что могу сделать я, чтобы преодолеть то, что в нем разрушилось?»

– Айрин? Хочешь поговорить об этом попозже?

В самой высокой точке я спрыгиваю с сиденья качелей и приземляюсь в траву перед ними.

– Да. – Я обнимаю ее руками за шею. – Позже. Позже – это хорошо. Спасибо, что понимаешь.

Сюзанна в ответ крепко сжимает меня в объятиях, и я кладу голову ей на плечо.

Я ничего не могу сделать. Абсолютно ничего. То, что сломалось в Джоше, просто невозможно воскресить.

Сюзанна прижимает меня к себе еще крепче, потому что я в конце концов начинаю плакать.

* * *